И вот что случилось. Пошёл он ночью один на Дальнее поле. За горохом.
Привычное дело. Ночь как ночь. Луна.
Пришёл. Стал тихонько горох рвать. И вдруг – Лиса! Она всегда – вдруг!
А Суслик ни с места. Запутался ногой в гороховых плетях. Стоит. Рот со страху раскрыл. А Лиса как взвизгнет, тоже от страха, и дёру!
Выпутался Суслик. Прибежал к Хоме, трясётся.
Рассказал наконец о своём похождении. И спрашивает:
– Не пойму, почему она унеслась?
Посмотрел на него Хома странно.
– Давай выйдем, – позвал.
Вышли они из норы.
– Покажи, как ты стоял.
Суслик застыл на месте и рот раскрыл. Хома даже отшатнулся.
– Ну и зубки! – ахнул он.
При неверном свете луны зубы у Суслика сверкали, точно у новой пилы. Такими страшными показались, что Хома на миг зажмурился!
– Вот видишь, – сказал он, будто Суслик мог себя видеть, – чистые зубы не привлекают, а отпугивают врагов. По ночам!
Жуткое дело. Если бы Суслик не чистил свои зубы, попал бы в зубы чужие. К Лисе.
Поэтому всяким неряхам такое не по зубам. Им спасение не светит.
Особенно ночью.
Охоч был Суслик спорить. По любому поводу. И без повода. Пристал он как-то к Хоме с мудрейшим вопросом:
– Что было раньше, курица или яйцо?
– Курица, – с ходу отгадал Хома.
– Нет, яйцо, – потёр ладошки Суслик. – Курица ведь из яйца вылупилась!
– Запомни раз и навсегда, – твёрдо сказал Хома. – Вначале была первая курица. Понял? Первая!
– А разве первого яйца не могло быть? – растерялся Суслик.
– Нет. Первого яйца и быть не могло без первой курицы. Вот и всё!
Заяц-толстун и старина Ёж тоже поддержали Хому. Ясное дело. Странный он, Суслик. В открытые ворота ломится.
В конце концов и сам Суслик согласился. И корил себя:
– Смотри-ка, а я и не догадывался. Так просто.
Но так просто не всегда бывало. Не всегда удавалось его легко убедить.
Нашли однажды Хома и Суслик на Дальнем поле арбуз. Случайно-случайный. Случайно нашли, случайный вырос. Здоровенный. Больше их обоих!
– А ты знаешь, – торжественно произнёс Хома, – арбуз – это ягода. А не фрукт.
– Сам ты – фрукт, – тут же заспорил Суслик. – Скажешь тоже… Ягоды в тебе самом помещаются, когда ты ешь. А здесь ты сам в арбузе поместишься. В одном!
Говоря «ты», он имел в виду себя. Мигом прогрыз в полосатой корке дырку. И, сладко чавкая, постепенно исчез внутри. Фрр! – только семечки наружу летели. Причём уже разгрызенные – шелуха одна. И мякоть ел, и семечками заедал.