Первое, что бросилось в глаза, как только Инарион переступил
порог палаты, это обеспокоенное и уставшее лицо всегда такой
спокойной и уравновешенной Шельги Араи, полновластной хозяйки
целебного крыла больничного комплекса и старшего декана факультета
целительства и врачевания. Самые лучшие её ученики беспомощно
разводили руками и яростно спорили между собой, в то время как она
собственноручно обрабатывала специальным травяным настоем раны на
спине ребёнка и накладывала повязки с целебным бальзамом. Казалось,
она полностью поглощена своим занятием, но стоило Цитариусу
переступить порог маленькой палаты, как целительница, не
оборачиваясь, заговорила, заставляя всех замолчать одним лишь
звуком своего голоса.
— Оставьте нас, — скомандовала она и терпеливо дождалась, пока
последний из её учеников не выйдет из палаты. — Мне очень жаль, — в
голосе слышались печаль и сожаление, — но надежды мало. Ребёнок в
таком плачевном состоянии, — она покачала головой, бережно
переворачивая своего пациента на бок. — Посмотри на эти раны. —
Обернулась к нему и подняла свои невидящие глаза. — Это дитя ведь
запороли почти насмерть, раны загнили, а теперь ещё и свежие
повреждения. И посмотри на её голову. — Шельга внимательно
наблюдала за выражением лица главы. — Даже не хочу думать, почему
она такое с собой сотворила, или же за что это сделали с ней. Я,
как могла, подровняла волосы, правда, получилось коротко, — она
недовольно сморщила нос. — Если бы она не была столь слаба
физически, я могла бы с уверенностью дать шанс на
выздоровление.
Цитариус при этих словах непроизвольно передёрнул плечами,
приблизился к кровати и наклонился над ребёнком. Какое‐то время
внимательно изучал раны на спине. "Ничего страшного, свойство
целебных трав вместе с магией не оставят и следа от этих
повреждений". Очень аккуратно перевернул тело и ухватился руками за
край стола, чтобы не упасть — настолько поразил его вид ребёнка,
заставляя затрепетать все фибры его души от неправильности
происходящего и недопустимости произошедшего. Он не мог заставить
себя отвести взгляд от пушистых огненно‐золотистых ресниц, ярко
выделяющихся на перепачканном грязью лице. Как будто догадавшись, о
чём он думал, Шельга наклонилась и оттёрла влажной холстиной грязь
с лица ребёнка. Цитариус наклонился ещё ниже.