Так надо. Художественно-документальный роман - страница 3

Шрифт
Интервал



Немцы заняли поселок. Выселили и их семью в сарай.


– Ни в коем случае не выходи из сарая! – говорит мама. – Не показывайся им на глаза.


Он и не выходит. Целыми днями смотрит через щели в сарае и наблюдает, что там происходит во дворе. И каждый раз жадно впивается глазами в блестящий немецкий мотоцикл. Вот бы рассмотреть его поближе, руками потрогать! Но когда во дворе появляется немецкий солдат или офицер, невольно приседает.


– А вдруг немцы заберут меня? – часто спрашивает Даша. Мама успокаивает ее:


– Да кому ты нужна такая дохлая?


Даша после тифа сильно изменилась: лысая, худющая, бледная, как смерть. Немцы к ним не заходят, но Даша боится. Чего? Он не понимает, почему ее могут забрать. Мама тоже ходит в старом платье и темном платке, завязанном на узел под подбородком и закрывающем лоб до самых глаз. Он ничего не понимает. Но раз мама боится – значит, не зря. Мамин страх передается и ему. Он смотрит на немцев, вроде такие же люди, разве что говорят на непонятном языке. Но, видимо, есть в них что-то, чего надо опасаться. Говорят, убить могут…


– Ком цу мир, матка! – говорит немец маме, которая, сильно прихрамывая, идет к сараю.


Она наколола себе пятку, наступив на ржавую проволоку. Нога распухла, стала нарывать, и мама хромает, как старуха.


– Ком хир, – зовет ее немец и показывает сначала на ее ногу, затем на их дом, из которого только что вышел.


Он – фельдшер, живет в их доме. Мама останавливается, смотрит на немца и испуганно прижимает руки к груди, а тот настойчиво зовет ее в дом. Наконец, она покорно следует за ним. Что немец сделает с мамой? Но вскоре мама выходит из дома с забинтованной ногой. Как оказалось, немец вскрыл острым скальпелем нарыв, приложил какую-то мазь и забинтовал.


А однажды немцы исчезают. Вдруг в суматохе выскакивают из домов, что-то кричат на своём языке, будто пожар начался, и в один миг укатывают на своих машинах и мотоциклах. Только пыль клубится им вслед на дороге.


– Мам, а почему они к нам пришли? Им жить негде? – спрашивает он.


Мама смеется и целует в макушку:


– Не знаю, сынок. У них своя страна есть. Но хотят еще и нашу.


– Зачем?


– Кто знает? Хотят… Хотели…


В сторожке стало темно. Виктор встал, подошел к двери и нажал на выключатель. Большая грязная лампа вспыхнула под потолком, резанув по глазам. Он невольно зажмурился. Неуютный какой-то свет. Он снова выключил его. В темноте лучше, спокойнее.