Сандро закатывает глаза, сдерживая смех, и кланяется, снова ударяясь лбом о мое плечо. Бьянки же от льстивых речей довольно приосанивается в массивном резном кресле, и я с досады скриплю зубами, ибо на его постной физиономии возникает совершенно ненужная игра светотени.
Еще несколько томительных минут, работа закончена, и тут дверь открывается, и в комнату вплывает Бенвенуто в просторных пурпурных одеждах и черной бархатной шапочке, заломленной набок. Вообще-то он должен был появиться еще полтора часа назад, но, учитывая, что все мы еще здесь, можно сказать, он почти не опоздал.
– Ну наконец-то, маэстро Донни! – сварливо восклицает честный купец. – Я думал, уже не изведаю счастья лицезреть вас.
– И тем не менее, – Бенвенуто делает рукой плавный царственный жест, исполненный безразличия к недовольству какого-то там приземленного толстосума-торгаша. – Итак?
Он, как и Сандро, заходит мне за спину и, критически прищурив правый глаз, смотрит на теперь уже готовый портрет.
– Осталось поставить подпись, пока краски не просохли, – Сандро столь же критически осматривает его самого, нахмурив широкий лоб.
– Юный Алессандро, – не моргнув глазом, обращается к нему Бенвенуто. – Будь добр озаботиться тем, чтобы мне поднесли крепленого вина.
Услышав это, Бьянки сам тут же тянется к латунному колокольчику, стоящему на подоконнике рядом с креслом.
– Разбавленного водой на треть, – снисходительно уведомляет его Бенвенуто и, тут же забыв о существовании хозяина дома, снова возвращается к созерцанию моей работы. – Потрясающе! – его шепот дрожит от неподдельного восхищения, карие глаза взволнованно темнеют, и по моему загривку бегут сладкие мурашки. – Великолепно!
– Как всегда, учитель, – поворачиваясь к нему, я привстаю на стуле и склоняю голову. – Не хватает вашего имени и пары финальных мазков, – я передаю ему кисть.
– Учитель! – с издевательским почтением мурлычет Сандро, протягивая ему на маленьком круглом подносе хрустальный бокал с вожделенным вином, только что внесенный в комнату служанкой.
Бенвенуто утомленно вздыхает, левой рукой берет с подноса бокал, правой кисть и с видом крайнего одолжения выводит черной краской в левом нижнем углу картины свой знаменитый вензель. Теперь, если синьор Бьянки или в будущем его наследники надумают продать полотно, они смогут за одну только подпись получить изрядное количество терцианских дукатов.