Одна ее ладонь лежала у Толи на плече, а вторая на груди. И обеими ладонями она чувствовала тепло и трепет его тела. Не обычное физическое желание, а вот именно трепет, такой неожиданный во взрослом мужчине. Потому, наверное, школьные танцы и вспомнились.
Технология праздника была у Аленки давно отработана. Уборка согласно этой технологии всегда откладывалась на утро. Остатки салатов и тортов в холодильник все равно не поместились бы, а ночь между весной и летом обычно бывала еще холодной, и они не портились на улице. Поэтому столы просто накрывались до утра большими полиэтиленовыми пленками от птиц и дождя.
Марина не видела, кто помогал накрывать столы, кто уезжал, кто оставался ночевать…
– У Алены и места для всех не хватит, – сказал Толя. – Пойдем ко мне, а, Марин?
В его словах, в его голосе не было самоуверенности, но и робости не было тоже. Он произнес их именно так, как и должен произносить мужчина. Марина кивнула. Она не могла выговорить ни слова.
Вышли за Аленину калитку и направились по улице к соседнему дому.
– Заборы-то у вас какие, – сказал Толя. – Выше роста человеческого.
– Ну, у Алены забор самый обыкновенный.
– У тетки моей тоже. Но ведь от бедности только. А так – Великая Китайская стена.
Заборы вдоль улицы действительно стояли сплошной стеной. Но Марина не смотрела на них. Потому что не могла отвести взгляд от Толи.
Спокойствие было в нем подсвечено легкой нервностью, да, именно так; Марина обрадовалась, что нашла это слово. Но тут же она поняла, что не нашла, а просто вспомнила: мама однажды сказала ей по какому-то поводу, что Чехов любил в людях нервность и вежливость. Такое сочетание показалось тогда Марине странным, а потом она поняла, что оно правильное, а еще потом постепенно выяснилось, что и ей нравится в людях именно это. И именно это было в Толе, она сразу почувствовала.
Солнце еще не встало, и бессолнечный свет, серебристый и тусклый, был так же холоден, как предутренний воздух. Приземистый домишко, в котором жил Толя, обнесен был частоколом. Калитка открывалась с усилием из-за высокой уже, ранней в этом году травы. Толя пропустил Марину перед собой, и, идя к крыльцу по прокошенной тропинке, она чувствовала, как он смотрит на нее. Она сказала бы, что его взгляд бежит по ее спине холодком, но, наоборот, жарко ей становилось от его взгляда.