— Убирайся! Прочь!
— О аллах! — снова заплакала старуха. — Опять что-то!..
Какой-то человек в распахнутом черном халате старался ткнуть посохом в лицо оборванцу, а тот хватал воздух широко раскрытым ртом и отползал.
Я отцепил наконец руки женщины от себя и с разбегу врезался головой в эту новую преграду на нашем пути. Человек не успел проткнуть меня наконечником посоха — вспорхнул как пушинка. Он мог свалиться с тропы и неминуемо бы разбился о каменное ложе сая, но его роскошный халат из черно-фиолетового бархата с яркой желтой подкладкой зацепился за колючие кусты. Тут было много боярышника и барбариса. Пока мы со старухой снимали злодея с кустов, оставляя на колючках бархатные и шелковые клочья, оборванец отдышался и пополз дальше по тропе.
— Так это ты? Тот самый большой человек? — закричал я в бледное и злое лицо старика. — Твои бандиты закрыли тропу?
Широкоплечий, высокорослый, в благополучные свои времена он был, по-видимому, настоящим батыром, а теперь — кожа да кости. Да еще невероятная злоба, впитавшаяся в черты монголоидного лица.
Он нашарил рукой камень и хотел ударить меня в висок — чтобы наповал. Я опередил его, врезал ему такую оплеуху, что он мгновенно забыл о своем намерении.
— Так кто ты? Басмач? Отвечай сейчас же!
Он раскашлялся, начал сплевывать вместе с кровью куски легкого, и мой гнев улетучился. Последняя стадия болезни. В сущности, он был уже мертвец. И я оставил его в покое.
III
Сай заложил резкий поворот, раздвинув края ущелья, и тропа круто пошла вниз. Перед нами открылся покатый берег бурной речушки, заваленный галькой, гладкими валунами, обломками скал. Это и было святое место в нынешний лечебный сезон.
Среди нагромождений серой мертвечины зеленым чудом выглядел крошечный участок пространства, свободный от камней. И на нем еще одно чудо — неказистая кибитка с загоном для овец и грядками, ощетинившимися какими-то росточками.
Мы со старухой скатились с кручи и присоединились к оборванцу, который стоял на коленях, прославляя аллаха за то, что помог живым дойти до святого места. Мы лежали на камнях, подернутых тонкой корочкой ила, и ждали чуда.
Послышался хруст гальки под тяжелыми шагами: к нам подъехал изможденный человечек верхом на таком же изможденном осле. Они оба удрученно смотрели на нас.
— Как вас мало в этом году, — вздохнул человечек. — А кто стрелял?