И на этом воспоминание заканчивалось. Я намотал на ус полученную
инфу, покинул воспоминание и очутился в пустом коридоре. Но уже за
поворотом я увидел целую ораву бесов. Они сражались с големами,
позади которых красовалась большая железная дверь с выпуклыми
клёпками. Когда-то она явно производила несокрушимое впечатление,
но сейчас её покрывал слой ржавчины и десятки глубоких царапин,
словно за ней хранилась кошачья мята до которой пытались добраться
местные усато-хвостатые нарики. Рано или поздно она падёт. И тогда
ректор станет одержимым. Осознаёт ли он это? Безусловно. Но всё
равно заигрывает с бесами. И это заигрывание сейчас кончится для
него плачевно…
Я вообразил стрелу с острейшим стальным наконечником, отвёл до
самого уха тетиву лука и отпустил её. Снаряд вжикнул и отправился в
полёт. А я усилием мысли подправил его траекторию. Стрела
благополучно пролетела над головами сражающихся, а затем воткнулась
в одну из царапин.
Неплохо. Да ещё никто не обратил на меня внимания. Бесы и големы
оказались так увлечены друг другом, что им было по фигу кто там
стреляет. Это дало мне время на то, чтобы превратить дверь в
подобие спины рассерженного дикобраза.
Да, каждая стрела наносила двери мало урона, но вкупе они должны
были произвести на неё солидный негативный эффект.
И мой прогноз подтвердился, когда некоторые големы попытались
прошмыгнуть мимо бесов-нетопырей, дабы вбить меня в пол по самые
ноздри. Однако бесы выступили в роли моих невольных телохранителей.
Они не пропустили големов.
А я вскоре добил-таки дверь. Она исчезла, словно лёгкий туман от
порыва ветра. И я сразу же помчался прочь, оставив за спиной
големов, которых добивали бесы.
Навстречу мне порой выскакивали другие нетопыри, кои бежали на
пятый этаж изо всех уголков сознания старика. Они спешили
присоединиться к тем, кто пойдёт на приступ подсознания ректора. И
мне приходилось от них прятаться в воспоминаниях старика.
А уже на третьем этаже пол под моими ногами словно взбесился. Он
стал выгибаться, трещать. С потолка посыпалась штукатурка, стены
заходили ходуном. А керосиновые лампы, будто спелые виноградины,
начали срываться с крючков и падать на дощатый пол. Тут и там
вспыхивало пламя. И мне приходилось пробираться сквозь этот ад. Я
падал, обжигался, скрежетал зубами… Но двигался, двигался к
выходу.