Ага,
согласен. Ничего себе училки в наше время пошли.
– Поэтому
вашим основным заданием, – продолжил чеканить ЦУ Корнилов, – и будет
предотвратить ее пересечение с настоящими криминальными элементами. При
фиксации ее действий в данном направлении вы должны выйти с ней на контакт под
видом оных и даже при необходимости принять заказ. Естественно, все должно
фиксироваться и обо всем мне докладываться. Задача ясна?
– Да чего
уж тут неясного, – пожал плечами Лёха. – Но разве такими делами не должны
официальные органы заниматься?
– А они
сильно прямо рвутся заниматься? – впер тяжелый взгляд в него шеф. – И к ним
разве сунешься без каких-либо доказательств, с одним только моим подозрением,
что девушка что-то такое замыслила?
Тоже
верно. Ментам и без всяких домыслов и предположений работы в наше время выше
крыши. Вот замочат кого или будет хотя бы факт приобретения огнестрела или
заказа в реале, и тогда другой разговор.
– Вводные
приняты, – кивнул я. – Когда приступать?
–
Желательно еще вчера, – буркнул Корнилов и плюхнул перед нами тоненькую папку.
– Вот ознакомьтесь. Основная инфа по Рубцовой.
–
Разрешите исполнять? – подорвался с места Лёха, демонстрируя бешеное рабочее
рвение. Ну как есть дебил же.
–
Исполняйте, Бобровы.
***
– А ничо
такая училка вроде, – хмыкнул Лёха, рассматривая фотку нашего объекта, пока я
выруливал с чоповской парковки. – Белобрысенькая, губешки бантом. Интересно,
вживую не окажется, что страшная? Они же вечно штукатурятся да марафет наводят
для фоток. Там, может, умоешь – и крокодил прыщавый, конопатый, и лохмы жидкие
сосульками, а не кудри.
– Тебе не
пофиг? – поморщился я. – Это работа.
– Вот не
скажи, Лекс. Куда как приятнее следить за смазливым котенком, а не за конопатым
крокодилом.
– Чего ты
к конопатым-то прицепился? Бывают девки с веснушками охрененно симпотные.
– Фу-у-у,
не-е-е, терпеть не могу. Как мухи по лицу нагадили, – скорчил он брезгливую
рожу.
– Дебил
ты, где таких еще делают.
– А вот
это тайна, покрытая мраком! – сквозь всегдашнюю насмешливость брата проглянула
застарелая горечь, и я обматерил себя. В отличие от меня, он не знал, кто его
биологические производители. Мы их давно уже родителями называть отказались.
Наши родители – мама Света и папа Максим. Мои были банальными алкашами. Буйными
и скандальными. Мать, бухая, ткнула отца ножом, он откинулся, а она вздернулась
в сарае. Меня, едва не насмерть замерзшего в стылом доме, нашли через двое
суток соседи, когда заметили, что дым из трубы давно не идет. Лёху же нашли
вообще на стройке заброшенной. Завернутым в окровавленную тряпку, выброшенным,
как мусор. Его тамошняя дворняга щенная от других собак отбила и типа
усыновила, грела, пока, на его счастье, бомжи какие-то писк не услышали и ментов не вызвали. Собака, выходит, добрее
твари, родившей его, оказалась. Надо же было ляпнуть. Это у Лёхи больное, пусть
он всегда и пыжится перед всеми показать, что плевать он хотел. И вслух он об
этом не говорил. Только раз, давненько, когда нажрались мы с ним в зю-зю на
выпускном.