Обернувшись в полотенце выхожу из комнаты и вижу Давида. Он стоит у окна, рассматривая что-то во дворе. Из моего окна "чудесный" вид на глухую стену и голодных овчарок. Это, чтобы не помышляла о побеге, наверное.
Разворачивается, а я застываю в шаге от распахнутой двери ванной. Назад? Нет, решаюсь не бежать. Смотрю на него, что ему ещё от меня нужно?
Давид всунул руки в карманы и разглядывал меня нагло, прямо, всем своим видом говоря – никуда я от него не денусь.
– Сегодня буду тебя ждать в полночь, Ева.
Я всё ещё застывшим изваянием, сжав руки на полотенце, стою и немигающим взглядом смотрю на него.
– Зачем? – глупый вопрос. Я знаю на него ответ и совсем не хочу это слышать.
– Станешь женой моей в полном смысле этого слова. А то жена есть, проблемы из-за неё есть, а секса нет. Надо исправить эту несуразицу.
– Крис позови. – отмерла я и, обойдя его по дуге, прошла к комоду. Выудив бельё и домашний халат, в мыслях строила план вернуться в ванную, одеться.
Не успела. Давид подлетел ко мне и подтолкнул к кровати. Вещи из моих рук выпали.
– Вот этого, ¬– показывает на трусики. – чтобы я не видел.
Швыряет их прочь и опрокидывает меня на спину на широкую постель. Я так и упала, боясь расцепить пальцы удерживающих полотенце на груди.
Кричать бесполезно. Это его дом. С детского дома знаю – будешь кричать и звать на помощь никто не придёт, но хуже станет. Во много раз хуже. Я молчу, стиснув зубы. Боюсь упасть в обморок, чтобы он не воспользовался мной в беспомощном состоянии. А может оно и к лучшему – не чувствовать? Но, как назло, потери сознания не происходит. Зато приходит апатия. Я же не девочка уже, что мне терять. Против него я не выдержу войны. Перетерплю, а когда можно будет уйти, мы с Демидом уйдём.
Закрыла глаза, губы сжаты так, что кажется сейчас произойдёт какой-то мышечный спам и я никогда не смогу разлепить их. Не кричать. Только не кричать.
Перед глазами старая тёмная кладовка.
– Давай её сюда. Тащи, не брыкайся. Заткни её чем-нибудь, достала орать.
Я кричу, извиваюсь как змея, мальчишки еле удерживают мои дёргающиеся ноги и руки, но они сильнее и их больше. Я одна. Кричу, зову на помощь. Но никто не придёт. Знаю, что никто не придёт. Отсюда и не слышно моих криков. А каждый мой крик, отдаётся пинком по рёбрам. Баба Маруся уже три недели как не приходит на работу, я осталась одна. Совсем одна.