— Ну как? — спросила я, едва закрыла за собой дверь комнаты, и подошла к Егору, усевшемуся на кровати. — Все еще больно? — осторожно дотронулась пальцами до его лица.
— Это ерунда, по сравнению с тем, что я испытал сегодня днем, — он перехватил мою руку. — Я чуть с ума не сошел, когда ты перестала брать трубки.
— Сам виноват.
— Это еще почему?
— А зачем ты меня к этому придурку приревновал?
— Я… — Егор выглядел таким растерянным, каким я его еще не видела. — Прости, я увидел его возле тебя, так завелся, что сам не понял, как наговорил тебе всего. Я был не прав…
Я молчала, не желая нарушать его речь. Впервые за то время, что мы были вместе, я слышала от Громова такие слова. Будто говорил не он, а его душа.
— Я просто… блин, Златовласка, я так сильно тебя люблю, что готов любого, кто к тебе подойдет, в клочья разорвать.
Мое сердце предательски екнуло. Отлично, Янка, еще разревись тут, как идиотка.
Показывать Егору слабину не стала. Пусть не расслабляется.
— А чем это ты так шуршал?
— Что? — не понял Егор. — А-а, ты про это… Кстати, где он?
Он наклонился и поднял с пола… букет полевых ромашек. Мои любимые цветы, обалдеть!
— Боже, какие красивые! Где ты их нарвал?
— Секрет, Златовласка. Поцелуешь, расскажу.
— А если не поцелую?
— Спорим, не удержишься? — он хитро поиграл бровями, от чего я прыснула.
Каким же, порой, Громов был невыносимым и обаятельным придурком! Очень-очень невыносимым! И обаятельным!
Я наклонилась к Егору и запечатлела на его губах легкий поцелуй.
— М-м-м… Какая же ты сладкая. И пахнешь клубникой.
Он был прав, я не смогла удержаться от очередного поцелуя, менее целомудренного, чем первый. Все сошлось: и букет, и обаяние чемпиона…
— Землянику собирала в лесу, вот и пахну.
— Тогда я буду звать тебя Земляничкой.
— Лучше Златовлаской.
— Так и знал, что тебе нравится… — Егор засмеялся, а у самого в глазах столько желания и страсти, что у меня по спине мурашки пробежали.
Конечно, я простила его. Прямо как в песне. Опять и опять. И опять.
Не могла не простить — так сильно его любила.
— Яна, что ты делаешь? — запротестовал Егор, когда я начала задирать вверх краешек его белоснежной футболки. — Как же бабуля?
— Постарайся, чтобы кровать не издала ни единого скрипа, — прошептала я, прежде чем накрыть его губы своими…
— Тетенька, вы выходите?