«Странно, — мучилась Ида, — сейчас день,
а мне вечер мерещится… И белая статуя… люди вокруг… ступеньки
холодные… и флейты, флейты…»
Глеб с интересом наблюдал за соревнующимися.
Уже шестеро участников сошли с дистанции: обливающийся потом лысый мужик,
хохочущий парень, заядлый гуляка, бородатый верзила, матерящийся без устали,
какой-то горький пьяница и шустрый одноглазый мужичок.
Против Данька конкуренты не выстояли
и десяти минут — он ещё только входил в раж, а у них
уже заплетались ноги и сбивалось дыхание. Неутомимый плясун был невысок
и широк в плечах. Ни капли жира, сухопарые ноги в широких портах
и лёгких сапожках. Молодые глаза смотрят задорно, но складки
у усмехающегося рта говорят о тридцати, а то и более годах.
«Там-та-ра-та-та!» — не отставала проклятая
мелодия.
Ноги сами собой начали отстукивать заводной ритм.
«Нам же деньги нужны, так? — подумала Ида. — А этот рыжий вон уже
сколько с людей содрал. Если что — отдам ему серёжки, они вроде
серебряные. А так — чем чёрт не шутит?»
И всё громче шумела медовуха в ушах:
«Там-та-ра-та-та! Там-та-ра-та-та!»
— Подходи-подходи! — радостно орал зазывала,
ссыпая выигрыш в тяжёлую мошну и пряча её за пазуху. — Мои
грόшиуводи! ПерепляшешьДанька-волчка — тебе и вы-руч-ка!
«Ну, родимые, не подведите», — вздохнула
Ираида, набрала в грудь побольше воздуха и крикнула:
— Я перепляшу!
Обернулась сразу вся толпа, образуя коридор
любопытных. Глеб запоздало попытался схватить Иду за руку, но та,
вручив ему пустую кружку, уже уверенно шла вперёд.
«Да… храм… плиты холодные… жертвенники горят…»
И всё тело уже вовсю подпевало за проклятыми
ногами — а те подтанцовывали под притихшую мелодию, собираясь дать
жару.
Ида подошла к зазывале, деловито подбоченилась,
хитро прищурилась и расправила плечи.
— Я перепляшу. Проиграю — получишь мои
серьги — они из чистого серебра.
Щербатый недоверчиво попробовал кольца на зуб,
поворчал, но остался доволен.
— Пляши, девка. Проиграешь — кольца мои.
Выиграешь — все деньги твои.
Дударь откашлялся и набрал воздуха, прежде чем
прильнуть к раздвоенной дуде. Бубенщик выправил сместившиеся пластинки
и поднял инструмент в знак того, что готов. Данько усмехнулся,
сплюнул на доски в грязном сене и встряхнул ногами.
— Начали! — неожиданно гаркнул зазывала,
и музыканты грянули быструю мелодию.