— Отворот-приворот! Красны-девицы, добры-молодцы!
Найди охоту — прилепи парню сухόту!
Изрядно захмелевшая Ида услышала какие-то вопли сквозь
толпу и предложила Глебу подойти ближе. Рыжий щербатый мужичонко голосил
на все лады, перекрывая крики торговцев:
— Кто перепляшет Данька-волчка — тому
и вы-руч-ка! А ну, живей, живей подходи, подходи-подходи, да
и глядеть-погляди! За погляд-то не берём, только пляшем да поём!
Бубенщик, с невероятно хитрым лицом и узкими
глазками, пользуясь небольшим перерывом, выравнивал сбитое дыхание
и осматривал широкий кожаный бубен на предмет трещин. Широкоплечий
и приземистый, заросший по самые глаза, бородатый, дударь сплёвывал
в сторону, сжимая в грязных пальцах раздвоенную деревянную дудку.
Глеб протянул женщине её кружку, та сделала большой
глоток и закашлялась. Медовуха обожгла горло, упала в желудок,
опалилив всё и там. Нервы распустились, как обрезанные нити — резко
и радостно, струнами зазвенев по всему телу и, как всегда, отдавшись
в лодыжках.
— Смотри, как его колбасит! — кивнул Глеб
на мужичонку, который вился, как вьюн, успевая делать ставки и выводя
соревнующихся один за другим в круг.
— Ага, — согласилась женщина
и отхлебнула ещё.
Начался новый тур, и музыканты завели свежую
мелодию: весёлую, разухабистую.
«Там-та-ра-та-та!» — отдалось в голове
Ираиды от ритма.
— А ну, пляши-пляши, пляши от души!
Подходи честной народ! Становись-ка в хоровод! — соловьём заливался
щербатый.
Дударь и бубенщик привычно брались
за инструменты, толпа громко хлопала, орала и хохотала,
пританцовывая: мотив действительно был очень весёлый, заводной.
«И где я слышала эту мелодию?» — гадала Ида,
стараясь подпевать про себя.
Музыканты играли вполне профессионально: дуда легко
перескакивала по нотам, зовя и рисуясь, а бубен ловко
и чётко отбивал ритм.
— Талантливые ребята, — заслушавшись,
вполголоса произнёс Глеб.
«Там-та-ра-та-та!» — с готовностью
отозвались икры, лодыжки и ступни женщины, призывая отбить чечётку и прямо
сейчас.
Ида всегда относилась к своим ногам
с крайним подозрением. С определённой дозой спиртного они обычно начинали жить отдельной от неё
жизнью: заслышав задорную мелодию, пускались в пляс, выписывая
замысловатые кренделя. Проклятые конечности становились совершенно
неуправляемыми, и по утрам особенно тяжело было выносить взгляды тех,
кто менее активно куролесил рядом.