Золотой Император Человечества - страница 2

Шрифт
Интервал


— Мне очень жаль, даже за все деньги мира. Ему уже не помочь. Но ваш сын может помочь другим! Подростку, сверстнику вашего сына, нужно лёгкое. Ваш сын — идеальный донор… - вопроса озвучено не было, но присутствующие предельно ясно поняли, что именно доктор хотел сказать.

— Вы хотите, чтобы мы продали на органы своего сына? Вы в своем вообще уме?! - яростно кричала мама мальчика на озвучившего своё мнение доктора.

— А вы смелый человек. - криво ухмыльнулся отец, сжимая кулак до бела: - И наглый. Предлагаете такое родителям, при которых с секунду до этого приговорили их единственного сына к смерти. Такая напористость пригодилась бы в строительном бизнесе. Но сейчас вы в шаге от пропасти, и я бы настоятельно посоветовал вам выбирать следующие слова.

К горлу врача подступил ком. Маленькая капелька пота устремилась со лба вниз. Перед ним сидел настоящий зверь, чья обманчиво спокойная речь заставляла каждый волос на теле чувствовать опасность. Прокашлявшись, медик продолжил более аккуратно:

— Послушайте, я прекрасно понимаю, как это звучит. Но, тем не менее, решение принимать именно Вам. Но разрешите сказать, чтобы вы понимали, что пока ему найдут другого донора, он может скончаться. Ваш сын, со всем уважением, может спасти целую жизнь — и я считаю, это многого стоит.

Чета обменялась тяжёлыми взглядами. Боль, злость, обида — всё это читалось на их лицах. И лечащий врач их сына не винил родителей за нежелание на как можно более долгое время продлить жизнь самого близкого человека.

— Мы в любом случае поступим так, как пожелает Он. Ведь это именно его жизнь. - хмурясь, тихо сказал отец.

— Дорогой, и ты туда же? Как ты можешь говорить о нашем сыне, как о подопытной свинке, что отдаст любому свои органы?- с осуждением и обидой проговорила мать мальчика.

— Мы не можем решать за него. Ни я. Ни ты. - сказав это, мужчина сжал, от переполняющей его злости, челюсти, отчего его лицо приобрело по настоящему хищные очертания: - И не смей говорить со мной в подобном тоне. Твоё опекунство над нашим сыном, лишение его права на выбор, дали ростки несознательности. Благо, он более свободолюбив, чем ты и даже я.

Не дав слова доктору и прервав толком не начавшийся спор, дверь кабинета, неожиданно для всех, открылась. И перед находившимися внутри предстал молодой парень, брюнет, лет восемнадцати-девятнадцати с бледной кожей и исхудалым телом. Но с сияющими жизнью глазами.