— Трапезунд входит в фему[1] Халдия, а всей фемой правит
ставленник императора, их называют стратиги. Это пограничная фема,
она соприкасается с Армянскими и Грузинскими царствами, так что
здесь много торговцев оттуда, да и всяких иных торговцев хватает, в
основном они покупают здесь шелк, — вещал нам братец.
— О смотри, это черт, да, из самого подземного царства, —
Гостивит начал тыкать рукой в проходящего мужчину с черной кожей,
облаченного в длинное одеяние до пола и с тюрбаном на голове.
— Какой черт, ты о чем? Обычный торговец арап, и перестань
тыкать руками, а то я тебя в харчевню отправлю, — Володар схватил
Гостивита.
Гостивит перестал тыкать рукой, но возмутился:
— Как же не черт, он же весь черный, разве такие люди
бывают?
Я открыл этот ящик Пандоры, мне и закрывать.
— Да, Гостивит, бывает, может, ты заметил, что и у нас летом под
палящим солнцем кожа приобретает другой оттенок, становится
темнее?
— Ну да, но не черная же, — с недоумением он мне ответил.
— Вот, а там, откуда он родом, солнце светит круглый год, очень
жарко, и оттого у них становится такая кожа.
Ребята с удивлением на меня посмотрели.
— Знаешь, Яромир, я поражен, ладно, я такое знаю, так не первый
год с отцом хожу в торговые походы, много чего повидал, но ты-то
откуда.
Упс!
— В Щецин когда ходил, там были арапские торговцы, не такие
черные, конечно, как этот, но тоже, я и спросил у Рознега, а не
духи ли это из подземного царства, вот он мне и рассказал, — и я
развел руками.
— А, ну родич, он много чего ведает, — покивал Володар на мои
слова.
— А откуда здесь шелк, его же не здесь делают? — неужто у
Византии были торговые отношения с Китаем.
— Ну, есть и ромейский шелк, его под Царьградом плетут, а есть
шелк, который привозят из Персии, а в Персии откуда он, не ведаю. И
вот этот привозной, он самый лучший. Правда, стоит очень дорого,
так что мы предпочитаем покупать местный ромейский, он, конечно,
более грубый, но в том же Волине его охотно берут, и за хорошие
деньги. Так что его выгодно возить на продажу.
— О, смотрите, базилика, — и брат указал на христианскую
церковь. — Она зовется церковь Пресвятой Богородицы. Богородица —
это вроде мать их бога. Но я в их вере не разбираюсь, красивая,
да?

— Ага, да, очень, — раздались наши голоса.
— А зайти можно? — поинтересовался я.