— Толя! Частишь, - цыкает она, грозно взглянув на бутылку в руках мужа, но он делает вид, что не слышит и спешит включиться в разговор сидящих напротив родственников. В другое время Любовь Геннадьевна бы хорошенько пропесочила Анатолия Николаевича, чтоб не наглел, но в этот вечер все ее мысли исключительно о «поросенке эдаком» - то бишь единственном и любимом сыне.
— Вот где он есть? - продолжает она возмущаться. – И крестничек туда же… Ой, как бы не натворили чего!
— Любка, прекращай! Придут, куда денутся?! – обрывает ее причитания лучшая подруга и по совместительству мать крестничка – Гладышева Вера Эдуардовна.
– Ну, правда, Любань, извелась уж вся, - поддакивает Анатолий Николаевич, о чем тут же жалеет.
— Да что ты говоришь?! – заводится на полную катушку жена. – Я – мать! Как мне не известись-то? Два года ребенок неизвестно, как и с кем там будет. Еще, не дай бог, под дедовщину попадет!
Грозное слово прогремело над праздничным столом, словно выстрел, привлекая внимание гостей к разговору хозяев дома. Естественно, никто не смог пропустить такую тему. Будто охотничьи собаки, гости с небывалым энтузиазмом набрасываются на подстреленную дичь. Галдешь поднимается, как на базаре в выходной день.
Казалось, каждый считает своим чуть ли не долгом высказаться по поводу армейской дедовщины и непременно пересказать одну из тех ужасных историй, случившуюся где-то с каким-то братом знакомого чьего-то знакомого. Через полчаса подобных рассказов Любовь Геннадьевна, хватаясь за сердце, костерит мужа на чем свет за то, что отговорил ее последовать примеру кумы и отмазать сына от армии.
— Еще чего! – грозно бахает по столу уже изрядно подвыпивший Анатолий Николаевич. - Чтоб мой сын за мамкиной юбкой прятался?
— Толя, это ты на что сейчас, дорогой, намекаешь? - взвивается кума, раздраженно смахнув со лба пшеничный локон, выбившийся из пышной укладки.
— Правда, ты че несешь-то, совсем уже что ли? - набрасывается следом Любовь Геннадьевна.
— Да ни на что я не намекаю! – возмущенно открещивается Анатолий Николаевич. - Намеки еще какие-то выдумали. Я если говорю что-то, так прямо, без ужимок!
— Ну, так говори, – продолжает напирать кума.
— Да угомонись ты, Верка, с чего бы я на Олежку бочку гнал? Хоть бы постыдилась! - не выдержав, гневно парирует мужчина.