Я издала боевой клич камикадзе и ринулась
штурмовать стену. Вы когда-нибудь пробовали заниматься
скалолазанием в вечернем платье и в туфлях на шпильке вместо
вожделенных джинсов с кроссовками? Нет? Рекомендую. Получите
массу незабываемых ощущений с высоким риском травм конечностей и
перспективой свернуть себе шею. Мой прыжок можно было бы спокойно
записать как рекорд прыжков в высоту без шеста, жаль только, что
свидетелей, кроме поскользнувшейся от такого необычного зрелища
лягушки, не было. Жалость какая. Не попасть мне теперь на
Олимпийские игры. Пальцы впились в края могилы. Земля предательски
дрогнула, осыпаясь вниз, но я успела зацепиться за более-менее
устойчивую доску носком туфли, когда рядомопустилась лопата.
— А-а-а-! – взвыла я и рухнула вниз на древние
доски. – Мужик, ты охренел?!
— У-у-у, зомби… — Распоясавшийся пастух стоял на
краю могилы, как эпическая фигура борца с нечистой силой.
Воодушевленный мужчина, размахивающий лопатой,
как средневековый рыцарь мечом, производил поистине неизгладимое
впечатление на неокрепшие умы. С той лишь разницей, что рыцари
имеют обыкновение спасать похищенных озабоченным драконом принцесс
с последующей женитьбой на спасаемой, а местный мужик просто
вообразил себя народным избавителем от кладбищенской нежити.
Стремление в высшей степени похвальное, только не со мной же в
качестве уничтожаемой нежити в главной роли. Разобиженная вконец
несправедливостью бытия вообще и неожиданным поворотом сюжета,
когда спасение было фактически в кармане, я высказала
распалившемуся в предвкушении боя мужику все, что я думаю о нем и
его родне до девятого колена. А так как спешить мне было некуда и
времени в запасе имелся целый вагон, то монолог был долгим,
обстоятельным и пространным. Без ложной скромности замечу – это
была моя лучшая речь с предложениями познакомить пастуха с
особенностями камасутры и привлечением огромного числа нежити в
качестве добровольных участников оргии.
Словом, к концу моей пламенной речи, во время
которой я вдохновенно опиралась ногой на остатки рассыпавшегося в
труху гроба, покраснела даже лопата и ближайшие надгробия… Или это
рассвет окрасил их розовым?
Впечатленный моим красноречием мужик выпустил из
рук лопату, та гулко стукнулась о деревянные обломки, следом
брякнулась заветная четвертинка, траурным звоном рассыпаясь на
множество осколков и орошая своим духовитым содержимым труху и
землю. Трагический вой мужика, чьи надежды на продолжение банкета
только что безвозвратно впитались в местный глинозем, напоминал
вопль смертельно раненного слона.