Жизнь, тем временем, кипела. По
дорожкам зашкрябали мётлы, двое коммунаров приволокли носилки с
песком и принялись посыпать дорожки, другие, с лейками и тяпками,
занялись цветочными клумбами. А я сидел и прикидывал, покормят меня
сегодня или нет – ползучий голод всё сильнее давал о себе знать.
Сколько я не ел, с утра? Со вчерашнего вечера?
…Вспомнить бы…
Стеценко (загадочное слово
«дежком» означало, как выяснилось, «дежурный командир») оказался
парнем лет семнадцати, высокий, широкоплечий, он щеголял не
стрижкой под машинку а аккуратной причёской, сделанной явно
профессиональным парикмахером. Одет он был так же, как и часовой, в
«парадку» - похоже, это была привилегия официальных лиц, да
новичков, вроде меня.
Расспрашивать он не стал.
Вместо этого критически оглядел мою особу, поправил поясок
юнгштурмовки – «коммунар должен быть опрятным!» - и сделал знак
идти за собой. Как оказалось, в столовую, которая была тут же, на
первом этаже, в левом крыле здания. Там уже вовсю шла уборка –
дежурные в белых халатах подметали пол, вытирали столы и
расставляли стулья. Мне принесли тарелку с борщом, ещё одну с
кашей, от души сдобренной маслом, и чай с сахаром. Хлеб – толстые
серые ломти – прилагался в потребном количестве, так что на
следующие минут десять я выпал из реальности, и даже не отвечал на
вопросы Стеценко. Тем более, что и отвечать-то было особо нечего:
его интересовало откуда я и почему направлен в коммуну - а что я
мог ему ответить? Здешние мои воспоминания (флэшбэки, ясное дело,
не в счёт) начинались с момента пробуждения в медчасти, а это вряд
ли могло удовлетворить собеседника.
После обеда (мне показали, куда
полагается относить грязную посуду) Стеценко направился на второй
этаж, куда из холла вела широкая парадная лестница. Я пошёл за ним,
ожидая, что вот сейчас меня отконвоируют в кабинет какого-нибудь
высокого начальства, на предмет знакомства, расспросов и
определения дальнейшей судьбы. Но нет, оказывается, всё решено
заранее: Стеценко сообщил, что я зачислен в пятый отряд, и даже
провёл по длинному коридору, чтобы показать дверь спальни с
латунной табличкой с цифрой «пять». Правда, объяснил он, сейчас
отряд в полном составе на работе; торчать же в спальнях днём не
полагается, и встреча с будущими товарищами откладывается, таким
образом, до вечера. Что ж, тем лучше: при нынешнем душевном раздрае
я, пожалуй, не готов к подобной встрече. Надо бы собрать мысли в
кучку, прийти в себя, сосредоточиться – и уж тогда...