курса одного из московских
технических ВУЗов по специальности «инженер-теплотехник», проходил
летнюю производственную практику. И происходило это непосредственно
в стенах альма-матер, где его вместе с ещё троими одногруппниками
припахали для расчистки подвалов, выделенных родимой кафедре на
предмет расширения рабочих площадей.
Ничего необычного в подобном
поручении не было: здание ВУЗа было построено до «исторического
материализма», как говаривал Остап Бендер, подвалы его были
основательны и обширны и за долгие годы использовались в самых
разных целях – от бомбоубежища до исследовательской лаборатории.
Именно следы одной из таких давным-давно заброшенных и забытых
лабораторий и пришлось выгребать практикантам. Вместе с обломками
древнего оборудования, грудами строительного мусора, старой
проводки на свалку отправилось и немалое количество бумаг,
относящихся к исследованиям, проводившимся здесь шесть с лишним
десятилетий назад. Сами по себе эти документы никого не
заинтересовали, и отправиться бы им на одну из подмосковных
мусорных полигонов или, в лучшем случае, быть растащенными на
макулатуру каким-нибудь библиофилом, охотящимся за очередным
томиком Дюма-отца или Жоржа Сименона, не попались они на глаза Лёхе
Симагину. Привлечённый штампом Спецотдела ОГПУ на обложке, он
прибрал три лабораторных журнала к рукам и унёс домой. И совсем,
было, собрался со вкусом покопаться в пожелтевших страничках - но
тут, как на грех, в квартире двумя этажами выше случился пожар.
Последовала паника, подготовка к эвакуации, так, к счастью и не
состоявшейся, а потом долгая и нудная борьба с разрушениями,
причинёнными льющейся с потолка водой, на которую не поскупились
вовремя приехавшие пожарные. Добыча же в виде трёх амбарных книг с
таинственными надписями на обложках была забыта и засунута до
лучших времён на шкаф.
С тех пор Лёха несколько раз
делал попытки вернуться к ним, но всякий раз возникали
непредвиденные помехи. Он не раз доставал «лабораторные журналы»,
раскладывал их на столе – но так ни разу и не подвинулся дальше
первых двух-трёх страниц. Тем более, что написанное от руки
содержимое пострадало за шесть десятилетий, и кое-где целые строки
было не разобрать без помощи лупы - это требовало времени и немалой
усидчивости, которых Лёхе катастрофически не хватало.