Теодор криво усмехнулся.
— Так Вы – моя потенциальная
невеста?
Кэтэлин опустила глаза, и кротко
кивнула. Казалось, даже румянец выступил на белоснежной коже.
Теодор, продолжая сидеть в углу дома, со связанными руками и
ногами, с ранами и побоями, продолжал вести себя высокомерно и,
словно, он не пленник вовсе, а император, восседающий на троне. Леа
поспешно отошла в самый дальний угол. Проскользнуть мимо принцессы
она не могла, поэтому пришлось просто стать «невидимкой» на
время.
— Акмас, не подскажешь, каким образом
тебе удалось похитить меня из под носа моей охраны? - задал первый
интересующий его вопрос Теодор.
Монах медленно перевёл на мужчину
свой проницательный взгляд.
— Здесь нет ничего невероятного, Ваше
Величество. Вы сами отдали им распоряжение оставить Вас на
некоторое время в стенах храма.
— Что? – сверкнул глазами мужчина,
сощурившись. – Как это понимать?
— Иллюзия, Ваше Величество, -
простодушно ответил Акмас.
Теодор призадумался. Не были похожи
здешние обитатели на простых монахов и поселенцев. Да, он не знал
все свои земли так хорошо, как может, Ленар, его брат, знал свои,
но он точно мог определить: эти люди – не имперцы.
Мужчина глушил в себе ярость и
злость, бушующие сейчас в его душе. Он не мог позволить так
обращаться с собой. Мужское эго было задето, и очень сильно задето.
Сейчас он мечтал разгромить здесь всё. Но не мог. Его держат здесь,
словно преступника или ещё хуже, как скота. Но, увы, здравомыслие в
нём присутствовало ещё, и он понимал: самому ему не выбраться, ведь
он даже не знает где именно он находится. Ко всему прочему…рано или
поздно проклятье его убьёт. Он чувствовал это.
— Прошу Вас, Ваше Величество,
позвольте мне объясниться с Вами, - сделала пару шагов вперёд
Кэтэлин, скромно сложив ручки перед собой.
— Возможно, и позволю, -
снисходительно и, даже Леа почувствовала, с некой издёвкой, ответил
Теодор, - если, наконец, развяжите меня.
Кэтэлин сразу же перевела
вопросительный взгляд на Акмаса. Тот кивнул и просто мотнул головой
в сторону, а верёвки на руках и ногах пленника мгновенно исчезли.
Теодор размял руки и встал. Лишь на одно мгновение его лицо
исказила боль, и он схватился рукой за свой левый бок. Мужчина
быстро взял себя в руки, и теперь кроме презрительной улыбки на его
лице невозможно было ничего прочитать.