Ну, конечно, только твоего комментария здесь не хватало. А где
же ты был, когда мы устроили спарринг? Болтался там где-то в другой
комнате, даже не слышал. Нарисовался сейчас тут же, как чертик из
табакерки, жалуется.
— Ясно с вами все, — сказал директор. — Еще раз такое
повторится, вас ждет самое суровое наказание, вплоть до отчисления
из секции.
Он строго посмотрел на нас и направился к своему кабинету. Ну,
это он, конечно, малость хватил за край. Меня он вряд ли выгонит,
все-таки я ходячая реклама для его заведения, хотя в СССР и нет
предпринимательства, но все же. Может выгнать Дуброва, а вот меня
подвергнет какому-нибудь к малоприятному наказанию, вроде мытья
полов или еще чего похуже.
— Еще встретимся с тобой, козел, — процедил Дубров и слез с
ринга.
Я задумчиво поглядел вслед своему партнеру по учебному поединку.
А что, если его выкинуть из клуба руками нашего директора. Такого
глупца, как Дубров, нетрудно будет спровоцировать на драку в
присутствии главы клуба, а это уже гарантированно приведет к его
отчислению. Да, надо подумать на досуге над этой идеей.
— И тебе тоже не болеть, — пожелал я ему в спину, а сам тоже
хотел перелезть через канаты.
Вот тут-то меня скрутило от боли. Живот разболелся просто
невероятно сильно. Я едва не свалился на пол, хорошо, что успел
сесть на ринг с внешней стороны канатов. Спиной оперся о них.
В желудке страшные рези, будто я проглотил штопор для вскрытия
винной бутылки. Я согнулся и чуть не застонал от боли. Боли в
животе немедленно отозвались в голове. В висках забили мелкие
молоточки. Что за чертовщина такая творится с организмом?
Когда я приехал из Испании, то, как и все участники поездки,
подвергся тщательному медосмотру. Рассказал тогда про боли, но
врачи ничего не обнаружили. Только немного пониженное давление. Да
уж, а вот теперь боли повторились снова.
Моих страданий никто не видел. Другие парни продолжали
заниматься в углу. Стучали по грушам, мерно выдыхая воздух. Тренеры
закрылись в кабинете директора. Я сидел, не в силах пошевелиться,
потом мне стало легче. Я вздохнул с облегчением.
Встал с ринга, уселся на скамеечке у стены. Через минут
пятнадцать боль полностью прошла. Наверное, пока что больше не
стоит заниматься. Я поглядел на часы. Всего лишь десять утра.
После обеда мне надо в техникум, а сейчас еще есть время, чтобы
заглянуть к Маше. Она тоже сейчас до обеда дома, значит, я могу с
ней пообщаться. И не только, быть может, пообщаться.