Анкол явно давно готовил этот подарок. Сразу такое не
смастрячишь. Для чего и в честь чего - осталось загадкой. Но
радость от проводов в его глазах была вполне искренней. Даже
постарался ладьями их как можно дальше доставить на восток. Мол,
чтобы нагнать Хаиба успели. Двое суток на всех парусах мчал от
устья Тихони, пока леса не поредели. Не менее сотни километров им
пути сэкономил. Что совсем неплохо подсобило, вдобавок к пройденной
ими самими полутысячи. По расчётам Шиллы, примерно столько они за
месяц и одолели, скормив и искушав уже целый мешок ржи…
Прозрачная речная вода, не смотря на морозную пору, иногда
обнаруживала на дне не покрытых льдом омутцев-промоин по зимнему
осевшую рыбу. Жаренный карась и разомлевший в наваре ухи сазан,
впервые появились на дастархане юрты дня через четыре, после того
как Лумма слегла с жаром. Трое суток Шилла билась не за здоровье, а
пожалуй уже даже и за саму жизнь подруги. И только спустя три дня,
та наконец-то почувствовала себя лучше. В тот день, Шилла
наконец-то вышла прогуляться и проветриться вдоль берега реки. И
как на удачу, метрах в трёхстах таки нашла можжевеловые заросли.
Причём как раз напротив них, обнаружился и неглубокий омут с очень
кстати залёгшей на дне рыбой. Течение в этом месте всё ещё не
позволяло нарасти и закрепиться наледи, а потому, неглубокая по
грудь яма оставалась свободной для обозрения
Сообразить нехитрую острогу - пустяшное дело, а уж достать ею
видимых сквозь прозрачные воды непуганых сазанов, вообще не
составило особого труда. Та первая уха, на пшене с лучком и
чесночком, здорово помогла не евшей до того Лумме, в борьбе с
болезнью. Уже на следующий день, она была не прочь "причаститься" и
жареных в муке на масле карасей.
Ещё дня через три Шилла наконец-то затеяла банную вежу. Собрать
чум из местных жердей вокруг расстеленной шкуры и укрыть всё это
готовым пологом из тех же шкур, вполне привычное полевое дело.
Рядышком костёр пожарче для нажёга углей. Готовые угли на бронзовую
чашу банной жаровни. Поверх - раскалённые в том же костре речные
голыши покрупнее. Всё это вовнутрь, где уже стоит серебряное
корытце с кипятком, всё с того же костра, и ведёрко с горячеватой
водицей для обмывания. Пару низких лавчёнок да тренога под
очаг.
И вот уже обе подруги, обнажив свои девичьи тела, и плотно
прикрыв шкурою вход, "пекутся" над углями, притерая себя щепотками
мелкой соли, для большего прочищения пор. Время от времени, опуская
деревянными щипцами очередной раскалённый булыган в кипяток, они
окутываются обжигающим паром и удовлетворённо принимаются растерать
всё тугое и нежной мягкости тело, найденной на берегу реки, голубой
глиной. Ещё пару, а следом ещё. И вот уже пришла пора выпрыгивать
из разомлевшего полусумрака во внешний морозно-солнечный день,
чтобы погрузиться в искрящиеся, до звона в ушах, стремительного
потока воды.