В июне Маршалл стал еще более настойчиво требовать, чтобы его направили в какую-нибудь испаноязычную страну, где его опыт и знания могли бы принести куда большую пользу, притом – практическую. Уютный и тихий пентагоновский кабинет надоел ему аж до чертиков; хотелось действовать, но на каждое обращение ответ неизменно был отрицательным. Пусть сначала пройдет определенный психологом срок, говорили ему, а там будет видно.
Что – видно? К сентябрю Маршаллу было ясно, что еще немного – и он просто сойдет с ума. Лето в Вашингтоне выдалось погожим и солнечным, но Маршалл, проводивший все вечера и выходные в своей казенной квартире, не замечал ни зелени, ни цветов и продолжал томиться. В середине сентября он в очередной раз встретился с Биллом Картером, чтобы задать ему все тот же вопрос: когда же УБН станет использовать его по специальности и действительно ли начальство собирается держать его в Вашингтоне целый год, прежде чем дать настоящее задание. По временам ему мнилось, будто кто-то решил наказать его за то, что он слишком хорошо сделал свою работу в Колумбии. Но ведь он же не виноват, думал Маршалл, что ему пришлось слишком глубоко погрузиться в местную жизнь, иначе он бы просто не выполнил возложенного на него задания! И если он совершил ошибку, то за нее его наказал Рауль, и этого более чем достаточно.
Торопясь и сбиваясь, он высказал Биллу Картеру свои соображения. Старший агент долго смотрел на него, прежде чем ответить, и наконец сказал:
– Куда ты так торопишься? Почему бы тебе просто не пожить в спокойной обстановке, коли выпала такая возможность? Пользуйся случаем, отдыхай, набирайся сил… Твоя работа в Пентагоне тоже очень важна, хотя ты, как я погляжу, придерживаешься другого мнения. Что ж, в Вашингтоне хватает других, не менее важных занятий. Думаю, мы сможем подобрать что-нибудь, что будет тебе больше по душе, но сначала ты должен успокоиться, иначе ты просто слетишь с катушек. Кстати, мне сообщили, что ты так и не воспользовался положенным тебе отпуском. Может, ты хотел бы куда-нибудь съездить? – спросил он, и Маршалл бросил на него колючий взгляд.
– Да, хотел бы, – проговорил он. – В любую из стран Центральной или Южной Америки. Я хочу вернуться к моей работе. В Вашингтоне мне делать нечего.
Билл Картер покачал головой. Он знал, что за шесть с лишним месяцев Маршалл не обзавелся ни друзьями, ни любовницей. Он вообще вел себя так, словно и работа в латиноамериканском отделе Пентагона, и само его пребывание на родине были чем-то временным – чем-то таким, что он стремится как можно скорее оставить в прошлом, попросту говоря – обузой. Работая под прикрытием, Маршалл умел сливаться с окружающей средой не хуже хамелеона, вот только за прошедшие шесть лет он совершенно разучился быть самим собой. Единственным человеком, которого он хорошо знал, был Пабло Эчеверрия – правая рука одного из самых известных колумбийских наркобаронов. Специальный агент Эверетт затерялся где-то в далеком прошлом и был так прочно забыт, вытеснен личностью Пабло, что Маршаллу никак не удавалось идентифицировать себя с этим посторонним ему человеком.