— Оно ведь запрещено!
— По отношению к людям, несомненно. Но данный образец, как и все
иные, не является человеком. А потому не подпадает под ограничение.
Это заклятье свяжет его с хозяином. И не просто свяжет. Оно
пробудит в душе истинную любовь. И по завершении ритуала все его
мысли, все его желания, все его надежды будут связаны с
одним-единственным человеком.
С близкого расстояния была заметна некоторая бледность кожных
покровов. Испарина, покрывавшая шею и грудь существа. Вздувшиеся
мышцы.
И ненависть.
— Но базовые установки тоже сохранятся, — Мастер протянул руку.
Оскал стал больше, а рычание — глуше. — Как видите, сколь бы он ни
ненавидел меня, он не способен даже коснуться, не говоря уже о
большем.
Кожа оказалась теплой.
И мягкой.
Мастер руку убрал. И, повернувшись к существу спиной, направился
к лестнице. Поднимался он медленно, ибо спешка и одышка солидности
никому не добавляли.
— Кто его заказал? — поинтересовался Ульграх.
— Простите, — Мастер развел руками, и ощущение взгляда,
исполненного лютой ненависти, исчезло. — Но кому, как не вам, знать
основу основ торговли. Имя заказчика свято.
Щека Ульграха слегка дернулась. Но щенок улыбнулся.
— Конечно, — сказал он. — Простите. Я что-то… слишком уж
увлекся. Но было безумно интересно, мастер! Невероятно интересно…
мы можем с вами поговорить?
Вот уж не было печали.
Глава 3
Миха смотрел в спину человеку, которого он когда-нибудь убьет, и
думал, что мог бы убить прямо сейчас. Это было бы легко.
Миха уже научился убивать. И даже почти не испытывал угрызений
совести. Хотя, конечно, пока ему приходилось убивать существ, лишь
отдаленно напоминавших людей, поэтому совесть все-таки иногда
просыпалась. Существа ведь были не виноваты, что Миху таким
сделали.
А человек был.
Именно этот.
Невысокий. Полноватый. Какой-то неряшливый. От него остро пахло
потом, и запах этот перебивал тяжелую вонь ароматных масел, которые
человек использовал, чтобы заглушить смрад собственного тела. Он
двигался медленно, неуверенно, будто во сне. То и дело
останавливался. А порой на одутловатом лице его появлялось
выражение крайней растерянности. Будто он вдруг разом забывал, кто
он и что делает.
Но Миха маске не верил.
Миха уже успел убедиться, что человек этот — редкостный ублюдок.
Но с хорошей памятью и тонкими мягкими пальцами, способными
причинить чудовищную боль.