– Антония, дочка, входи! – позвал ее добрый голос доньи Кармен. Она словно остолбенела.
– Мама! – обрадовалась Флоренсия, – Иди к нам! Донья Кармен рассказывает нам истории из вашей юности.
– Надеюсь не все, – леденящим голосом произнесла она и посмотрела на пожилую сеньору.
– Конечно не все, дочка, память у меня уже не та, кое-чего не помню совсем, – ответила понимающе пожилая сеньора.
– Я пришла за дочерью, не знала, что она здесь.
– Но мама, я всегда здесь после танцев.
И тут Антония поняла, как плохо она знала собственную дочь. В вечном трауре по сестре, она совсем забыла про свое маленькое сокровище. Преодолев себя, она отворила калитку и вошла внутрь. Что-то изменилось. Это был уже не тот бедный домик, теперь тут все сверкало. Она часто слышала сплетни соседок про то, что сын дома Равиола стал богатым человеком и полностью содержит мать и сестру, прислал деньги на реконструкцию танцевального класса, но сам поклялся не возвращаться на Побережье никогда в жизни. Как бы не старался он изменить этот дом, его суть осталась та же, самая настоящая андалусская.
– Садись, послушай, Хулио пытается сыграть на гитаре.
– Гитара Игнасио, – констатировала завороженная Антония. Кармен улыбнулась, протягивая ей чашечку гаспаччо, – Значит, ты и есть сын Гильермо, который встречается с моей дочерью? – она посмотрела ему прямо в глаза.
– Мама, мы не встречаемся, мы делаем вид, – призналась Флоренсия.
– Я им говорю, что врать – это плохо, – покачала пальцем Кармен.
– Просто я не хочу танцевать на фиесте в женском платье, – оправдывался Хулио, Антония его явно пугала.
– Слава Богу! – выдохнула Антония, – А ваш гаспаччо – самый лучший, Кармен.
– Спасибо, Тони, ты всегда знала ему цену.
– Тони? – удивилась Флоренсия, – Мама, тебя так никто не называет.
– Это прерогатива семьи Равиола.
– Тогда и я тебя буду так называть, – предложила Флоренсия. Антония на минуту задумалась, а затем сказала:
– Тебе тоже можно, а теперь нам пора.
– Я провожу вас, – предложил Хулио.
Кармен наблюдала за уходящим трио и думала о превратностях жизни. Иногда все возвращается, даже то, от чего ты бежал, то, что ты, навечно похоронил в задворках своего сознания. Бог знает лучше, что лучше для нас. И все возвращается, чтобы остаться, или чтобы изменить тебя. Возвращается все, что не забывается, и не забудется то, что вернется.