Цыганка, сидя в кибитке, пела и играла на гитаре. Старик, стоя за ее спиной, виртуозно орудовал на скрипке. Детишки задорно, весело танцевали под музыку. Мы смеялись, хлопали в ладоши, кто-то не сдерживался и тоже пускался в пляс.
Так продолжалось несколько дней. Каждый вечер, как только солнце начинало цепляться за вершины гор, появлялись кибитки. И каждый вечер заканчивался задорными песнями и плясками. Но в один из вечеров кибитки не появились. На следующий день мы обнаружили их на минном поле. Противотанковые мины сработали безжалостно. Еще дымились воронки от мин. Окровавленное тело цыганки лежало рядом с перевернутой сгоревшей кибиткой. Юбка в крупный горох издали была похожа на большую божью коровку, получившую в народе название Солнышко.
– Похоронить бы надо. Как-то не по-божески оставлять их здесь – сказал кто-то.
Я повернулся. Более десятка солдат стояли за моей спиной, обнажив головы.
– Как без саперов? Там же мины, – с тревогой сказал я.
– Разреши, капитан. Не впервой. Мы их осторожно перетащим.
Через час семнадцать тел лежали вдоль разбитой гусеничной техникой дороге. Похоронить не успели. Подъехала машина. Из нее вышел замполит полка в сопровождении майора ГУКР СМЕРШ и трех автоматчиков.
– Что, сука! Цыганские песни очень любишь? Советских бойцов на мины посылаешь? Румынам – фашистским прихвостням – продался? – лицо майора перекосилось в злобе.
– Ты не пыли майор! Что, по-твоему, цыгане не люди?
– О, капитан, да ты забыл, с кем разговариваешь. Я же тебя сейчас шлепну на месте, как предателя.
От удара прикладом я упал на окровавленное тело цыганки, обхватив руками ее юбку в крупный горох.
Проснулся. Губы шептали: «Солнышко, солнышко, полети на небо, там твои детки…».
Настроение было испорчено сном. Будильник на столике показывал шесть часов вечера.
Подошел к окну, открыл створки ниши, где хранились продукты. Выбор внутри был небольшой. Включил радиолу «Муромец». Шипя и мерцая, она нагревалась. Вскоре зазвучала песня «Синий платочек» в исполнении Клавдии Шульженко, затем вторая – «Давай закурим».
Я тоже закурил, облокотившись на подоконник, выглянул в окно, которое выходило на улицу Кирова, пожарную часть с вышкой и огороженный забором небольшой рынок, освещенный двумя уличными фонарями. Вдоль рядов еще прохаживались немногочисленные покупатели, а продавцы уже сворачивали торговлю, укладывая свой товар в баулы и мешки.