– А вдруг придется на собрании выступать.
– Тебя что и на собрание приглашают?
– Да. Как правило, по случаю Победы 45-го. Чтобы показать живого немца.
Колян, поднимая очередной стакан, вдруг высказался кардинально жестко.
– Да пошел он на …этот Гондурас! Опять какие-нибудь недоедающие папуасы бананы между собой поделить не могут.
Его единодушно поддержали все. Правда, Митяня, морщась после выпитого стакана, засомневался:
– Партия такие высказывания не одобрила бы! В Гондурасе есть Вильеда Моралес. Его правительство всегда было за народ, – он шмыгнул носом.
– Какая партия? – Колян усмехнулся. – Твоя партия эсеров и меньшевиков! Ты что забыл, по какой статье ты топал сюда ножками из Дудинки.
После этих слов все притихли. Потому что все они когда-то протопали по этой дороге. Еще молодые, но уже состарившиеся растоптанной душой, они уже не верили в омоложение. Зная, как не подбрасывай птицу с подрезанными крыльями, она уже никогда не полетит и тем более никогда не начнет парить. Федя опять сделал умное лицо:
– Митянь. А кто такие эсеры?
– Социалисты-революционеры – по жизни. И мелкобуржуазные контрреволюционеры, – словами Верховного Трибунала ВЦИК отрапортовал Митяня и, посмотрев на Федю, вдруг спросил:
– А ты, немец, на Родину то собираешься?
Федя опустил на стол натруженные мозолистые руки. На левой руке фаланги четырех пальцев были сплющены. Результат первого допроса в НКВД.
– Так у меня в Казахстане никого не осталось. С женой пожил только месяц. Где братаны, не знаю. Мне же как младшему всего десять лет дали. А братанам – по пятнадцать, без права переписки. Где они и живы ли до их пор, не знаю.
Все замолчали, потому что никто из них не знал о судьбе своих близких. Помнили лишь свой общий срок по приговору в пятьдесят лет на четверых.
– Слушай, немец! Давай выпьем за то, что нас не грохнули с тобой тогда, четвертого августа, когда было принято решение ликвидировать наше пятое отделение. Помнишь, как мы ползали с тобой среди трупов. За те нары, под которыми мы с тобой схоронились. И за ребят, которых положили перед нами. За август пятьдесят третьего, – Колян подошел к Феде.
Все выпили стоя. Говорить не хотелось. За много лет, проведенных в Норильлаге, нас приучили молчать. Потом опять выпили молча. На следующий день мы с Коляном пили вдвоем. Бегали за водкой и пили. Потом я пил один. Сколько дней прошло не помню.