«Символично, – подумал Глеб, стоя под моросящим дождем, – похоже, что Рамону, полжизни прожившему на две страны, даже после смерти суждено зависнуть где-то посредине между родиной предков и местом, где родился и вырос он сам».
Тщательно промокнув платком глаза, Вероника взяла за руку мальчика лет десяти – уменьшенную копию Рамона – и подошла к Глебу.
– Вот познакомься. Это Хуан Рамонович. Он же Йося, он же Хоня, он же Пеле.
Хуан Рамонович-Йося-Хоня-Пепе первым протянул руку и спросил с едва уловимым акцентом:
– Как поживаете? Мама сказала, вы близко знали моего папу.
– Ну, не то чтобы очень, – облизнув внезапно пересохшие губы, ответил Глеб.
По правде говоря, последние лет десять-пятнадцать после того как Рамон Гонсалес увел Веронику, его образ ничего кроме ненависти в памяти не вызывал. Впрочем, негоже детям отвечать за грехи отцов. Глеб положил руку мальчику на плечо:
– Твой отец был большим ученым. Ты можешь им гордиться.
– Обязательно буду, – твердо пообещал Гонсалес-младший и опустил печальные глаза размером почти что с мамины.
Наблюдавшая за разговором Вероника одарила Глеба благодарным взглядом. «Черт побери! А ведь ты мог быть и моим сыном», – с тоской подумал Глеб и невольно стиснул плечо парня так, что тот поморщился.
Последний раз оглянувшись на могилу, Вероника пригласила всех собравшихся на поминки.
За столом толком поговорить не удалось, и Глеб предложил Веронике назавтра снова пройтись по Бульварному кольцу.
* * *
На столе у Лучко зазвенел телефон.
– Это Расторгуев.
– Наконец-то. Ну что скажешь?
– Интересная штука получается с этим вашим пергаментом. – Гриша, не тяни резину. Выкладывай, что нарыл.
– Тут такое дело. Судя по всему, возраст пергамента не менее семисот лет.
– Старинный, стало быть?
– Не то слово. Средние века, понимаешь.
– Ясно. Ну а линия разрыва?
– А вот разрыв совсем свежий.
– Насколько свежий-то?
– Считаные дни.
– А письменное заключение подошлешь?
– Завтра устроит?
– Лады.
Не вешая трубку, капитан набрал Стольцева. Надо было срочно посоветоваться.
* * *
Глеба так распирало от новостей, что он вместо прогулки сразу предложил сесть в кафе.
Услышав о возрасте пергамента, Вероника посмотрела на Глеба в полном непонимании.
– Ну, допустим, старинный. А чего ты так разволновался-то?
– Как чего? Только представь, пергаменту целых семь веков!