Вспоминаю уроки нашего «сундука».
Выныриваю и со всей дури луплю в висок. Мужик смотрит на меня
протрезвевшим взглядом. А из носа у него течет кровь. Черт, Леха,
как ты мог промазать-то? Удар отработанный! Удар — да, а вот
тело-то новое, не слушается еще.
Снова прыгаю.
— На-а-ач! — понимаю, что мимо.
Теперь у моей жертвы разбита губа, а
на лице утопленника написано такое изумление, что мне становится
неловко. Вот лежал мужик, никого не трогал, захотел охладиться, а
тут мы приплыли и давай его спасать. Может, он и не утонул бы
вовсе?
Я в третий раз золотой рыбкой
взметаюсь вверх над водой и — оп-па! — попадаю несчастному в глаз.
Да что такое с этим телом? Драться оно умеет, а с прыжками из воды
не дружит?
Протрезвевший несостоявшийся жмур
вдруг вспоминает, что он умеет плавать, и с приличной скоростью
начинает от меня сваливать.
На берегу, забыв все русские слова,
на чистом классическом матерном вещает Кузьмич. Еще бы, за моими
попытками спасти пьяницу наблюдает весь пляж. Ох, чую, влетит мне
по первое число. Но меня охватывает какой-то нездоровый азарт. Тут
мою взрослую память опытного профессионального эмчеэсника словно
кто-то отключает, возвращая на место молодого мальчишку, впавшего в
раж.
С воплем: «Стоять, гад! Я тебя все
равно спасу!» — я догоняю несчастного, попадаю ему по затылку,
рывком дергаю за волосы обмякшее тело и тяну в лодку. Ошалевший
Женька мне помогает, и мы с трудом втягиваем потерпевшего на
борт.
Завели мотор, подходим к берегу,
выгружаем тело. Оно вдруг вскакивает и бросается на меня. Мне
ничего не остается, как встретить его «двойкой» в горло. Мужик
падает, какое-то время лежит, таращась на нас троих, а затем
вскакивает и резвым сайгаком несется по берегу.
— Ты это, того, не переживай, —
вздыхает Кузьмич, косясь на меня.
Я понимаю, ему безумно хочется
свалить от нас в свой домик, достать заначку и накатить. Я бы и сам
накатил, да ведь не даст, зараза!
— Вы это, идите на пост, — махнул
рукой Сидор Кузьмич. — С милицией я сам разберусь. Только ты это,
Леха… Ты сегодня больше никого не спасай. Женька, головой за него
отвечаешь, понял?
— Понял, Кузьмич!
— Пусть с вышки только поссать
спускается, — бывший мичман окинул меня взглядом, словно опасаясь
за курортников, которых я могу захотеть спасти по дороге в туалет.
— Все, брысь отсюда, салаги, — буркнул Прутков по прозвищу Прут и
двинул в сторону патруля.