Вот ведь правду говорят: «Где только эти черти не водятся?!» Каким ветром занесло в их сонное царство гусарского поручика Ржевского теперь уж и не вспомнить. Кажется, он просто увязался с компанией офицеров из расквартированного неподалёку гусарского полка.
А завтра – черт возьми! – как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
Строки гусарского поэта Дениса Давыдова написаны как будто про него!
И тут, как нарочно, в дворянском собрании объявляют бал-маскарад. А впрочем, скорее всего, шельма как раз на него и метил! «Господи, неужели это случилось не вчера?»
Бал был в разгаре. Объявили уже седьмой тур вальса. Приближалась кульминация вечера: к мазурке ожидали незнакомых господ офицеров. Барышни шептались, что военные явятся, вопреки всем правилам, в сапогах со шпорами. И собираются воплотить в жизнь зажигательные пушкинские строки:
Мазурка раздалась. Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале все дрожало,
Паркет трещал под каблуком!
То есть они будут исполнять мазурку «в старом гусарском стиле»: с высоченными прыжками и тройным ударом каблука о каблук в полёте.
Ах, берегись, паркет! И ведь кавалеры должны надеть ещё и маскарадные костюмы!
Что-то будет?
Да уж… Это было даже не «что-то», а «нечто»! Лиза, наивно полагавшая: уж её-то удивить давно ничем невозможно, была ошеломлена. А что тогда говорить об остальных местных кисейных барышнях?
Появление гусар
Стихли последние звуки вальса, когда распахнулись расписанные золотом белоснежные двустворчатые двери (предмет особой гордости владельца особняка, фабриканта Опрыжкина), и на пороге возникли четыре кавалера.
У троих из них лица скрывали изящные венецианские полумаски. Один гусар был в костюме кастильского гранда с роскошным гофрированным воротником, называемым гранголой. Второй – в романтическом наряде корсара с болтающимися на широченном поясе кинжалами. Третий, в широкополой шляпе, с платком на шее и кнутом за поясом, изображал полудикого американского пастуха.
Зато четвёртый… Четвёртый «костюм» представлял собой нечто совершенно невообразимое! Незнакомец был одет… русской печкой!
С боков «печки» торчали покрытые рыжим пухом здоровенные веснушчатые лапы (другого слова и не подберёшь!), вылезавшие из рукавов гусарского мундира.