– Эннар – это кто?
– Младший брат Эрмона, муж Нерсы и отец Эрига. Он погиб этой весной. В той битве на Дерне, где тебя ранили. Отец Нерсу взял в семью, не чужая она нам все же.
– А Эрмон нам кто? – робко поинтересовалась Вера.
– Муж Айсы, нашей тетки по матери. Гвир и Савра – его дети. Смотри, вот твой конь.
Сигге вел к ним на веревке серого коня с небольшой сухой головой, высоко поставленной шеей и длинными, мускулистыми ногами.
– Какой красивый, – залюбовалась Вера. – Как это его не забрали до сих пор? Или не купили?
– Забрали однажды, – усмехнулся Сигге, спрыгивая со своей лошади. – Так он дверь в деннике выломал у нового хозяина, и сюда пришел. Купить хотели, опять же. Хотели, да поймать не смогли. Как чуял, зачем ловят! Не всякий ему по душе. Подойди к нему, посмотрим как он тебя примет.
Табунщик сделал знак Вере, и та, спрыгнув с Тучки, медленно подошла к Крепышу. Конь стоял спокойно, с любопытством рассматривая голубыми глазами приближающуюся к нему девушку. Она подошла сбоку, коснулась его рукой. Выгнув лебединую шею, Крепыш заглянул Вере за спину, потом шумно обнюхал её и потыкался носом в пустые руки. Вытянув веревку из рук табунщика, конь отошел в сторону и стал спокойно щипать траву.
– Чего это он? – спросила Вера.
– Думает, – глубокомысленно пояснил Сигге, сложив руки на груди, и хитровато глянул на Вайру. Вера доверчиво кивнула, не зная, что делать дальше. Ирве усмехнулся, тряхнув головой.
– Вайра! Он уже подумал. Бери веревку, садись на Тучку и веди его домой.
– Откуда ты знаешь? – с сомнением в голосе поинтересовалась она.
– Ну не целовать же он тебя должен, – хохотнул Ирве. – Если не убежал, не укусил и копытом не вдарил, значит признал.
Вера, помедлив, подняла свободный конец веревки, и потянула к себе со словами, – Иди ко мне, Крепыш.
Конь поднял голову и спокойно подошел.
– Забирай, забирай, – улыбнулся Сигге. – Пусть он будет тебе другом.
Крепышу отвели стойло, в котором раньше обитал Гром. Нерса, увидев, какого коня привели для Веры, тихонько всплакнула, но не сказала ни слова. Позже, зайдя в конюшню и печально улыбнувшись, она сказала Вере.
– Он сухари любит, – и протянула Крепышу на ладони несколько сухарей.
– Я его не обижу, – понимая, что творится в душе у Нерсы, отозвалась Вера.