А мы собирались раз в месяц и говорили о Пушкине, Толстом, Бунине, о В. Дале, о проблемах языка. Нужны были деньги на организационные расходы. И мы начали собирать членские взносы. И я увидела, что у многих даже десяти рублей не было. И я тогда предложила прекратить наши заседания в связи с тяжёлыми временами. Раздался настоящий вопль, чтобы не думала совершать такую глупость. Хотя бы на заседаниях ОЛРС поговорить о высоком, о том, что греет душу, а то дома телевидение, печать, радио изо всех сил опускают нас всё ниже и ниже. Как будто кроме секса, шмоток, еды, лечения нам больше ничего не нужно. В результате мы собираемся до сих пор.
Хочется сказать ещё об одном страшном испытании для нашего поколения. Это компьютеры. В 90-е годы компьютеры начали заменять пишущие машинки. Текст для публикации надо было напечатать на компьютере и дать дискету. Денег для покупки компьютера не было. Овладеть компьютером было трудно. Просить кого-то напечатать дорого. Каждый пытался выйти из создавшегося положения как мог. Как часто на заседаниях Общества я слышала удивительные выступления прекрасных знатоков своего дела, но всё это оставалось и осталось неопубликованным, недоступным для широкой аудитории.
Среди членов Общества были ещё участники войны. И в майские праздники мы слушали их воспоминания о войне. Это А. Л. Гришунин, Чистяков и другие. И у нас родилась идея собрать воспоминания тех членов Общества, кто родился накануне войны, во время войны и после.
Начну с подсказанного жизнью, сказанного не год и не два назад осенью в Переделкине. Мы с женой сидели за столом с близкими людьми, когда внучка старого моего друга и моя крестница, которой к этому времени исполнилось-то всего едва-едва три года, поразила нас репликой. Маленькая Маша, опираясь на стол и заглядывая через меня на мать и попеременно переводя взгляд, то на меня, то на неё, спросила с каким-то особенно требовательным выражением;
– Мама, а почему он такой старый?
И вопросительное ударение было сделано на этом почему? Вопрос был поставлен в лоб и обращён ко всем сидящим. И, наверно, не трудно было бы ответить, каким образом это происходит, так как много и многие годы прошли, многое прожито и пережито, время жизни и состарило человека. Но – почему?! Она словно хотела узнать причину (может быть, первопричину?), первоисточник того, что было перед ней, то есть меня седоголового, седобородого из поколения ей просто вблизи неведомого. Согласитесь, что-то не детское слышится в таком вопрошании из уст детских.