— Здравствуйте, Николай Николаевич, — сказал я. Спокойно и без
прогиба, этого он не любит.
— Ко мне? — спросил он, уже открыв свою дверь.
— Это Панов, Николай Николаевич, — напомнила секретарша.
— Через минуту зайдете, — бросил он мне. — Виктория, если с
кафедры будут звонить, скажите, я к пяти постараюсь
освободиться.
Я открыл дипломат. Что-то там мелькнуло такое, когда я рылся
там. Ага, вот она, упаковка жвачки. Риглис, мятные. Я с этой
заразой завязал, когда пришлось заменить половину зубов на фарфор,
всё боялся, что мосты отклеятся. И здесь начинать не буду.
— Это вам, Вика, — выдал я секретарше дефицитный презент.
— Спасибо, — ответила она, удивившись. Только что хамовато
пошутил с шоколадкой, и вдруг такой подарок. Но взяла, быстро
сбросив пачечку в приоткрывшийся на мгновение ящик стола.
Декан уже ждал. Его пиджак висел на плечиках, и не в шкафу, а
прямо на вешалке. А профессор Бажанов протирал очки какой-то
бархоткой.
— Проходите, Панов, — пригласил он, правой рукой потирая
переносицу, а левой, с очками, показывая на стул напротив себя.
Я сел. Не на краешек, как стеснительный первокурсник, но и не
развалясь, как хамло. Так, чтобы лопатки только касались спинки
стула. Вроде и просто, но тренироваться надо. Помолчали несколько
секунд. Мне инициативу проявлять и спрашивать «Чо хотел?» смысла
нет. Он позвал, его и слово.
— Так что там случилось, Андрей Николаевич? — ничего себе, а
ведь в бумажку не заглядывал. Зубр!
— Где? — включил я дурачка. Для начала немного полезно.
— В общежитии. С вами, — терпеливо объяснил декан. Даже бровью
не шевельнул. Смотрит вроде доброжелательно.
— В воскресенье, Николай Николаевич, в общежитии случилось
небольшое застолье. Ничего такого, начало учебы, — поднял я руки. —
Понимаю, что немного не по правилам, но было что было, — ага,
кивнул, просто слушает, не собирается рявкнуть и прервать. — Дело
молодое, помните, как у Пушкина в эпиграфе к «Онегину» — и жить
торопится, и чувствовать спешит.
— Это Вяземского стихи, — перебил меня декан. Сработало. Мужик
обожает наше всё до офигения.
— Я знаю, — согласился я. — Но эпиграф к месту.
— Пушкина любите? — осторожно, будто рыбак поклевку ведет,
спросил он.
— Люблю. Не специалист, конечно, всего наизусть не прочитаю, но
многое помню.
— И какое же любимое? — не очень доверчиво поинтересовался
он.