– Ну, ты понес! – Не удержался я, – тоже мне, Кашпировский нашелся!
– Но ведь ты, кажется, за этим и приехал? – Поддел он меня за больное место. – Вот и проверь.
Степана Токтамышева нашел в тот же вечер, по приезду в Кузедеево, достаточно было спросить на автозаправке у первого встречного пацана.
– Дядя Степан, если не в тайге, то дома.
Пацан с завистью смотрел на мой джип «Чироки» и живо согласился показать дом, где живет Токтамышев.
Дом как дом, обычный в этих местах из смолистых сосновых бревен с торчащими клочками мха из плохо заделанных пазов, о трех комнатах с просторными сенями. В сенях пахло кислятиной, от выделанных шкур. В доме было непривычно пусто, Степан едва нашел стул, чтобы усадить меня.
– «Провальное озеро»? Знаю, – ответил он на мой вопрос и спросил:
– Зачем тебе нужно в такое гиблое место?
– Так уж и гиблое? – Переспросил его.
– Да уж…
Он не стал распространяться на эту тему, тем более что сумма, которую я готов был заплатить ему, произвела впечатление и на него, и на молча слушавшую жену. И вот мы в тайге.
Вечером я увидел озеро, огромную, темно-синюю чашу тяжелой воды. «Провальное» – очень точное слово, поскольку не было к воде подхода, все зеркало воды обрамлялось скальной породой. Степан вывел меня к самому низкому месту, но и тут вода стояла в низу, метрах в трех от моих ног и лениво накатывалась на камень. Стая чаек истошно загалдела, увидев нас, и я, очень удивился их появлению, в этих суровых, сибирских местах.
– Они прилетают весной, – пояснил Степан, – а старики говорят, что они, на зиму, уходят в воду и там зимуют.
Потом заговорщицким тоном продолжил:
– Еще говорят, что это не чайки, а люди, когда-то потопленные здесь. Будто была гора, да вся и провалилась. Потому и озеро так называют.
По непонятной мне причине, всю дорогу молчавший Степан, тут заговорил, да еще на такие «отвлеченные» темы.
– Но, Степан, ведь ты говорил, что озеру тысячи лет?
Возмутился я явной несообразностью в его рассказе.
– Может быть, и нет.
– Что нет? – Переспросил его я.
– Ни чего нет, – ответил Степан, – Озера нет, меня нет, и тебя нет. Потому ты и не помнишь озеро, а я помню.
– Вот те, на! Ты это серьезно, что ли?
– Ты спишь – сон видишь? Я сплю, сон вижу. Твой сон – твоя помять, мой сон – моя память. Все спят. И Бог спит.
Я расхохотался: