– Допустим, вот у этого ключа, – он взял ключ от своего кабинета, – вес один грамм (ключ, конечно, весил побольше, но мы не спорили). А какова его масса? С каким ускорением он будет падать на землю?..
Не помню, что мы отвечали. Что-то правильное удалось сказать. Интересно, хором, что ли? После двух-трёх вопросов Склянкин махнул рукой и сказал:
– Ну, в девятом «А» для вас места найдутся.
Вот так, пройдя блиц-опрос по физике, мы попали в математический класс.
Девятый «А» был странным классом. Из тридцати семи человек некоторые, несомненно, приближались к гениальности (во всяком случае, производили такое впечатление). Несколько человек попали сюда, видимо, по блату (и учиться им было трудно), но в основной части ученики были такими, что в сороковой школе считались бы лучшими из лучших.
Однако самое главное – это классный руководитель, Герман Григорьевич Левитас. В свои двадцать восемь лет он был талантливейшим педагогом. Про него расскажу отдельно.
А началась наша учёба с жуткой контрольной по алгебре, на которой почти все получили единицы. Похожим был результат и первого сочинения по литературе.
Учёба у нас шла достаточно активно, внеучебных занятий тоже хватало. Математикой мы занимались с аппетитом. Левитас возбуждал его у нас своим собственным отношением к этой науке и вдохновенными педагогическими импровизациями. Прочая школьная жизнь была более обычной, но и она меня устраивала.
Нам были назначены подшефные из младшего (восьмого) класса. Моим подшефным оказался болгарин Динчо Крыстев. Особенно шефствовать над ним не приходилось. Предполагалось помогать в учёбе, если подшефному трудно, но Динчо занимался хорошо. Так что мы просто были в приятельских отношениях.
Старше нас был только десятый «А», первый математический класс 52 школы. Одиннадцатых классов, когда мы поступили в девятый, ещё не было.
Необычный мой знакомый (из более поздних времён) Арнольд Вакс сочинил такой стишок:
Про Вакса я ещё напишу, а вот среда в пятьдесят второй школе, в нашем девятом А, оказалась не обычной, стремящейся переварить человека по-своему, а будоражащей, располагающей к самопроявлению. Все три года учёбы здесь у меня в душе присутствовал какой-то лёгкий фоновый восторг – вот ведь как интересно!.. Хотя потом мы стали и десятым А, и одиннадцатым, но имя «девятый А» используем до сих пор.