Полагалась одна артековская путёвка на школу. Мою кандидатуру обсуждали со всех сторон и решили, что именно она вполне подходит. На меня оформили бумаги. Всё шло обычным бюрократическим путём, задолго до начала самой смены в Артеке. Но когда дело приблизилось к отъезду, вдруг возникло некое замешательство. По-видимому, кто-то наверху обнаружил факт заключения моего отца. Проявил, так сказать, бдительность.
Замешательство перешло в решительный запрет, и от школы вообще никто не поехал. С тех пор я остался сомнительным субъектом, с точки зрения каких-либо выдвижений. Ещё бы, из-за меня школу отругали и лишили положенной почётной путёвки!..
Тем не менее, на ёлку в Кремле я почему-то попал. Туда посылали многих от школы (человек по десять), под шумок и я остался в списке. Это было грандиозное мероприятие. Главная Ёлка стояла в Георгиевском зале, не говоря уж про другие ёлки в других углах кремлёвских хором. Всем полагались кремлёвские подарки: конфеты, шоколадки, вафли и другие сласти. Наиболее эффектно в подарке выглядела сама жестяная (позже пластмассовая) коробка для подарка. В этот год она была в форме баульчика и хранилась у нас дома долгие годы.
Вождей, которые должны были водиться в Кремле, почему-то я там не увидел, но зато кругом была масса ряженых затейников, игр, аттракционов… А ещё там стояли книжные ларьки, где продавалось то, что редко появлялось в книжных магазинах. Беда в том, что накануне я по радио услышал рекламу только что вышедшей книги «Калевала», и мой мозг принял эту рекламу как прямое руководство к действию (тогда реклама была большой редкостью и шла не отдельным блоком, а исходя из контекста передачи). Книгу «Калевала» я купил (вот только я до неё ещё не дорос), больше ни на что денег не хватило.
У нас в школе, как и во многих других, функционировал КИД, Клуб интернациональной дружбы. Наивно было бы думать, что мы обменивались с заграницей визитами, это не соответствовало советским нормам. Но ведь существовала ещё и переписка!
В школу то и дело приходили письма из разных стран (большей частью из социалистических, но не только), в которых выражалось желание переписываться с кем-нибудь из московских школьников. Вот эти письма и раздавали членам КИД. В частности, мне.
Переписывался я с китайцем, вьетнамцем, чехом, поляком… Они писали по-русски (как же, братья по соцлагерю!), с разной степенью освоения языка. Надеюсь, наша переписка помогла им усовершенствовать свои знания. Присылали фотографии, открытки. Но длился обмен письмами недолго. Экзотики хватало (для них и для меня), но реальных общих интересов не обнаруживалось.