Солнечный
блик от воды попал прямиком в глаз Яромира. Он прищурился, смахнул
пот со лба рукой и посмотрел на небо. Времени у него оставалось всё
меньше и меньше. Яромир, чуть ли не бегом, наполнил бочку и заменил
воду во всех поилках и мисках.
Наконец,
управившись со всеми делами, Яромир снова освежил себя водой из
колодца и отправился в избу собираться в дорогу, прихватив ведро с
водой для рукомойника.
Ещё с
вечера он приготовил свою самую опрятную льняную рубаху с вышитыми
красной нитью рукавами, подаренную пасечником за то, что юный
богатырь спас его ульи, от медведя, повадившегося их разорять.
Пасечник же ещё и бочку меда пообещал им со стариком к зиме
приготовить.
Старик
учил, что любой труд должен иметь свою цену.
Яромир
поднялся на крыльцо, скинул замаранные лапти под дальнюю скамейку в
сенях, и зашёл в избу, больно стукнувшись головой о низкую
притолоку. Сильно уж торопился.
Он почесал
зудящую от боли макушку и поставил ведро с водой на скамью, что
стояла слева, возле большой русской печи застеленной бурой
медвежьей шкурой, на которой так любил спать старик.
Сам же
хозяин дома сидел на лавке, в красном углу, где вместо идола стоял
крепко сколоченный дубовый стол. По словам старика, он давно
разочаровался в богах, поэтому и места им нет, ни в его доме, ни в
сердце.
Старик
завтракал пшеничным хлебом с молоком, внимательно всматриваясь в
шкуру лесного черта - борута, висящую на стене напротив, прямиком
над лежанкой Яромира. Чёрная шерсть игриво поблескивала в солнечных
лучах, пробивающихся через срединное слюдяное окно с деревянной
задвижкой.
Жесткий
длинный волос так сильно щекотал Яромира по ночам, что он не
выдерживал и несколько раз бросал эту шкуру на пол, за что каждый
раз получал страшного нагоняя от старика. Да и признаться: Яромиру
было как-то не по себе спать рядом с тем, что при жизни жестоко
убивало людей.
Старик же в
одну душу твердил, что эта шкура должна висеть именно здесь и нигде
иначе. Что именно из-за неё никто за столько зим не нашёл двор
старика. Говорил, что сильное колдовство в ней скрыто. В конце
концов и спорить со стариком было бесполезно.
При виде
Яромира старик окинул его тяжелым взглядом.
- Садись,
позавтракай. Добрый хлеб аз вчера испёк.
- Значит,
каши снова не будет? - проворчал Яромир, доставая из посудника,
стоящего напротив устья печи, рядом с ларем, увесистую дубовую
кружку, которую любой другой человек принял бы за небольшой
бочонок.