– Вы чем эту неделю занимались? – спросил и потряс тетрадью в воздухе. – Честно признайтесь, кто читал пьесу?
Актеры притихли.
– Не читали, впрочем, нечему удивляться, если вспомнить, у кого вы все учились.
Актеры понуро молчали.
Мирославову стало интересно: читали все- таки пьесу или нет? И что это за учитель такой, кого так бранит Уткин? Или он таким образом набивает себе цену?
– Берите стулья, – сказал Уткин, с силой хлопая тетрадью себе по коленям. – Будем разбираться.
Из стульев был образован кружок, в центр которого выходил актер и читал из тетради свой монолог.
Это были слова, написанные красивым русским языком 19 века.
Демов появился в конце репетиции. Взял свой стул и сел за кольцом. Уткин отпустил актеров, кивком головы пригласил Демова сесть поближе.
– Что скажешь о пьесе? – спросил Уткин.
– Пьеса дрянь, но играть можно.
– И кого ты выбрал?
– Вот этого бородатого, – ткнул пальцем в точно такую же тетрадь, как и у Уткина, Демов.
– Я так и знал. Но эта роль уже закреплена за Фурманом. Если бы ты регулярно ходил на репетиции, ты бы знал об этом.
– Я не хожу регулярно на репетиции, – ровным безразличным голосом сказал Демов. – В этом нет необходимости. Мне нечего время терять с этими юнцами.
– Как с тобой стало тяжело работать! Если бы ты был несмышленышем, я еще понимаю. Но ты ведь профессионал. Хорошо знаешь, что репетиции нужны для сыгровки, создания своего поля с другими актерами. Не будет этой сцепки, не будет спектакля. Не мне тебе объяснять такие простые истины.
– Так и не объясняй.
Уткин тяжело встал и повернулся чуточку к залу, вероятно, привлекая к этой сцене и как бы отвечая на первый вопрос Мирославова.
Вот с какими типами мне приходится работать – говорила его горькая немая поза.
На этом репетиция была закончена, Мирославов поднялся со своего места, чтобы пойти к Уткину в кабинет.
Но Уткин появился в зале.
– Мы можем поговорить и здесь, – сказал он, не поздоровавшись.
– Здравствуйте, Владимир Исаевич, – сказал Мирославов, протягивая руку.
– Ах, да – здравствуйте! – судорожно схватил протянутую руку обеими руками Уткин.
Ладони у него были влажными и вялыми, рука чуточку подрагивала.
– Вячеслав Владимирович, – подсказал Мирославов.
– Именно – Вячеслав Владимирович. Так что вы хотели узнать в нашем Богом забытом театре? Какие такие преступления совершаются тут, что мы имеем удовольствие видеть у себя столь уважаемого человека?