— Получше смотрится, Сашок?!
— Перестань меня так называть! — я
шагнул вперед, под кроссовками снова хрустнуло. Кости, вот оно что
— всё тут в сплошных черепах и ребрах, совсем истлевших. Потому и
много белого цвета!
— Кто ты такой, мать твою?!
— Тебе повторить? Без проблем, для
тугих на всю голову конкретизирую! Я — твоя лучшая часть, самая
креативная! Могу сказать тебе вещи, которые знаешь сам, но боишься
принять и озвучить. Начиная с внешнего вида.
— Нормальный у меня вид! И пуза
такого сроду не было!
— В самом деле? — тонкие руки
приподняли громадную жировую складку, вернули обратно. — Я и здесь
перестарался? Ладно, прости! Оставим в покое внешность, займемся
всем остальным. Что ты имеешь по жизни, Сашок, чтобы так борзеть?!
Может, денежки?!
Рука жирдяя нашла бутылку в шеренге
других, перевернула — из горлышка сыпануло пылью, дно откололось,
шлепнулось рядом.
— Нету денежек, — констатировал
человек-пародия. — Даже в минусе, с учетом твоих долгов! Что еще
посмотрим? Карьеру, личную жизнь, удачу... хотя, с последним, как
раз, не так уж плохо. Встретить корабль в открытом море — плюс.
Суметь на корабль забраться — огромный плюс! Ты не совсем
безнадежен, Сашок, но финальный минус стирает всю твою удачу. Очень
плохие попутчики, хоть и дохлые, а скоро ты к ним
присоединишься!
Достал откуда-то весы, тяжелые,
медные, старее бивней мамонта. В первой чаше — оскаленный череп, во
второй — сияющий всеми гранями кристалл. Скрип-скрип,
скрип-скрип.
— Или — не присоединишься. Удача,
несомненно, есть, а вот с кораблем сплошная неясность.
— Я плавать умею! Я в секцию
ходил!
— Неужели?! Полгода занятий, а
дальше лень. Как и всё в твоей жизни, Сашок! Товарищ
Половинкин!
— Не зови меня так! — кулаки сжались
сами, дернулся, проснулся.
***
Никаких уже белых тонов и музыки —
только смрадная темнота. Что-то в ней движется, перемещается рядом
со мной, отблескивает алыми искрами. Крысы, похоже. Здоровенные!
Если питаются падалью, то сыты, а вот если соскучились по
свежатинке... надо валить, короче! Мне! Отсюда! До трюмного люка
карабкаться метров десять, лестницу в лунных отсветах видно плохо,
но нащупаю!
Крысы пискнули разом — волна
ультразвука, от которой заныли перепонки. Вспыхнули новые угольки
глаз, взялись обкладывать, будто волчья стая.
— Вы это, звери... фигней не
майтесь, — сказал я черным теням, но голос меня подвел. Совсем не
такой уверенный как во сне, с тем жирдяем! Хорошо, что жирдяй не
слышит, а то посмеялся бы снова!