– Допустим, ты разбудил
мое любопытство. Что от меня требуется?
– Ничего сложного. Список
подозреваемых давно имеется, сделаю вброс информации и стану ждать.
Тот, чья легенда всплывет, станет счастливым обладателем моего
гнева. Тебе лишь нужно немного подыграть и указать на виновного.
Поможешь?
Лиса сделала вид, что
задумалась, хотя все уже решила.
***
Корвет «Зевс»,
система Рамма-Гетса, ОСП
Сколько Рэйн себя помнил,
всегда грезил космосом, с детства мечтал о корабле – таком,
как «Зевс». Мечта сделалась явью, и от мысли, что можно ее
лишиться, становилось дурно. Корвет был особенным, Рэйн это понял,
как только прошел стыковочный шлюз, а когда ступил на капмостик, то
потерял чувство времени. Оно перестало иметь значение и стало лишь
условностью, отмеренной машине и человеку.
Не дойдя до шлюза в лазарет,
Рэйн остановился и прислушался. Системы «Зевса» издавали особенный
гул – едва уловимый и пьянящий, он был почти беззвучен и в то
же время грохотал в ушах, пульсировал в крови. Такую своеобразную
«тишину» услышишь нечасто. Каждый стук поршня, каждый скрежет колец
преобразователя сливались в мелодию, милее которой Рэйн не
знал.
Он коснулся рукой
обшивки – пульсирует, дышит, дрожит. Не сталь, а кожа. Грубая,
холодная, живая. Обычно в такие моменты думалось легче, но сейчас
мысли беспомощно крутились вокруг Василисы де Воль и станции Энцот.
Догадки швыряло из стороны в сторону, и ухватить хотя бы толику
сути не удавалось. Походило на попытку поймать ветер ладонью. С
досадой Рэйн отметил, что стал ошибаться, но хуже всего то, что не
видел, где именно. Станция Энцот – раз; Лиса – два; вера
в «Экзо матрикс» – три. Безнадежный случай. Часами он
просматривал запись боя на Энцот. Анализировал, выискивая
ошибки.
Искал и не находил.
Операция на Энцот была одной
большой ошибкой.
В лазарете пахло медикаментами
и чем-то таким, чем пахнет исключительно в больнице. Подле белых
стен ютились высокие стеллажи с ампулами, стояли кресла-кушетки,
над которыми раскинулись щупальца автодока. Царство пилюль и
пробирок принадлежало доктору Леону. Хозяин пристально следил за
дисплеем с кривыми кардиограммы и делал пометки в хэндкоме. Сутулый
доктор с давно поседевшими бакенбардами походил на аристократа, и
Рэйн в шутку называл лазарет «Имением лорда Леона».