Входы в первый и второй этажи были раздельными, Фома и Сомов
поднялись по лестнице, прошли по полутёмному коридору, провожатый
толкнул последнюю дверь, впихнул Митрича внутрь, сам заходить не
стал.
В комнате горела одна лампа, свет её был направлен прямо на
стул, стоящий напротив окна. У окна за столом сидел человек в
очках, лица его в полумраке было не разглядеть. Сомов не
протестовал, он уселся на стул, прикрыл глаза.
– О чём в ЧК говорили? – хозяин комнаты почти не шевелил
губами.
– Спрашивали, не знаю ли я Глашкиного хахаля. Мол, пропала
она.
– С чего это они тебя про Глашку спрашивать стали?
– Мне откуда знать, наше дело маленькое, в несознанку идти.
– Правильно. Значит, видел тебя кто-то, как в дом её шастал,
наверное, легавые эти.
– Устал уже от них, шляются везде, ни выпить, ни посидеть.
Может, сдёрнуть отсюда, я в Ростов уеду, и мне спокойнее, и
вам.
– Уедешь, когда скажу. Значит, Лакобу тебе показали?
– Его. Я сказал, что вещи заносил Глашке, мол, просила она.
Говорил вам, не надо её трогать, тупая баба, на том и погорел.
– Ничего ты не погорел, успокойся. Они что?
– Так они наказали, как её увижу, сказать, чтобы к ним
бежала.
– И это всё?
– Да, я и сам не понял, для чего она им, человек маленький,
почтальон простой, а тут сам главный чекист интересуется. Может,
предупредить её, пусть пока назад не вертается?
– Увидишь - предупреди. Ты, Дмитрий, ещё раз подумай, что в
разговоре было.
Сомов задумался, помотал головой.
– Да, было, спросили они меня, не видел ли я её. Так я сказал,
что видел третьего дня, в церкву шла, окликать не стал, только не
уверен, она это или не она была, может обознался.
– Сказал и сказал, от Глашки твоей всё равно никакого толку.
Пока всё по-прежнему, ходи на службу, по лавкам шастай и пивным,
пусть они за тобой гуськом ходят, – хозяин комнаты бросил на стол
тощую пачку денег. – Вот, держи, на хлеб с маслом.
Сомов деньги подхватил, чуть поклонился, и вышел.
– Проследить за ним? – Фома заглянул в комнату.
– Нет, пусть идёт, – человек в очках качнул рукой. – Ты
сбегай-ка за Трофимом, хватит ему в кабаке девок щупать да горькую
жрать, есть у вас дело на завтра.
Митрич возвращался осторожно, хоронясь в тени, агенты наверняка
уже ужинали и писульки писали начальству, но рисковать он не хотел.
По мосту он прошёл, убедившись, что часовой отвлёкся, да и стемнело
настолько, что разглядеть что-то из будки, над которой висел
фонарь, можно было только если уж очень поднапрячься. Зайдя в избу,
он запалил лучину и растолкал парнишку, спящего за печкой.