Дед по матери – Гаврила (либо Гавриил), такой же сухой, поджарый старик, как и всё его потомство, одно время проживал вместе с нами. Дед плохо видел, страдал больными ногами, и ходил всё лето обутым в опорки от валенок.
В молодости, кажется, был столяром-краснодеревщиком.
О других, весьма многочисленных родственниках, кое-что слышал, но ни с кем никогда не встречался. Видимо, ни они, ни я – к очным контактам должного интереса не проявляли.
* * *
Отец после развода вскоре женился, и в пятьдесят зачал ребёнка. Родилась дочь. Брак, конечно, был вынужденным, но и оставаться одному в его возрасте – было бы более чем негоже. Оказался ли повторный брак для отца счастливым – не знаю; удостоверяю лишь факт: длился брак ровно 44-ре года…
Ни мать, ни отец серьёзно меня никогда не наказывали: то ли я не давал повода, то ли воспитание строилось на чём-то другом.
На чём? Полагаю, прежде всего, на принципе: вскорми, и пусть будет, что будет. Был бы здоров, и имел бы охоту к учёбе.
Сюсюканий и всяких там лобызаний в пухлые щёчки – не помню.
Не помню и изобилия игрушек; не помню сладостей (кроме мороженного); не помню и особых поощрений за хорошие отметки.
Не помню на себе… и другой одежды, кроме той, что покупалась в лавках ширпотреба.
Но помню книги, пластинки, диафильмы – единственно доступные, в те годы, домашние источники информации. Тогда они значили для меня больше, чем все гаджеты, имеющиеся у меня сегодня. И ещё была – улица!..
Вот так и растили меня мои, давно уже упокоившиеся предки.
Да, не было показной строгости, не было назиданий и многословных увещеваний, – но и вседозволенность была под негласным запретом.
И выросло из меня то, что выросло.
Смею надеяться – не сорняк…
Отец, перенявший от деда, то бишь – своего родителя, хорошую наследственность, прожил долгую жизнь, скончался в возрасте 95-ти лет в своей постели; умер тихо, спокойно, в окружении дочерей и падчериц, и своей второй, моложавой и молодящейся, не слишком огорчённой его возрастной кончиной, супруги.
К началу войны (той самой, что мы зовём Великой Отечественной) отец учился в Москве в Высшей школе профсоюзного движения, и к 41-му году успел окончить два или три курса. Тогда же, и оттуда был мобилизован; на фронте командовал артиллерийским подразделением, то ли батальонным, то ли полковым, провёл всю войну в линейных, передовых частях, но за всю компанию не получил ни одного ранения, ни даже царапины, хотя, судя по боевым наградам, воевал прилично, и весть о победе застала его в Берлине. Вот только уходил отец на фронт лейтенантом, а вернулся всего лишь старшим, что довольно странно при тогдашних, особенно в первые месяцы войны, потерях офицеров, в силу чего лейтенант через пару-тройку мясорубочных недель становился майором.