По обе стороны добра и зла. Трансцендентальная алхимия мифа - страница 17

Шрифт
Интервал


В: Но ведь в буддизме нет понятия греха? Там есть невежество.

А.И: Там есть процесс отпадения (от-падения). Понятия греха нет, но отпадение есть: этот язычок пламени, отделяющийся от огненного столба – реальности дхармадхату33. И, кстати, своим отделением полагающий начало процессу возникновения кармы – так что, хотя понятия греха в буддизме вроде бы и нет, процесс воздаяния при этом присутствует. Однако же вы лихо перепрыгиваете от христианства к буддизму. Такой переход от одной культурологической и религиозной символики к другой сопряжен с огромной опасностью и требует глубоких размышлений и аккуратности. Даже при восприятии религии греков римлянами немало было огрублено и напутано, несмотря на всю близость культур. Различия же между христианской и буддистской картинами мира гораздо более существенны.

В: Но если библейская история – это развернутая метафора каких-то универсальных процессов…

А.И: Я бы все же сделал поправку: скорее это развернутая метафора парадигмы осмысления культурного34 развития. Понятие греха в буддизме, действительно, очень сильно отличается (так же, как и понятие чувства вины) от сложившегося в иудейской культуре. В буддизме все по-другому: прямых параллелей не провести. Это как в фильме «Сталкер»: «Стойте, не двигайтесь. Прямого пути нет»35.

Итак, продолжим. Мы уже убедились в том, что первородный грех имеет несколько слоев. Первый уровень заключается в том, что Ева посмела засомневаться в истинности правоты Бога, из чего следует, что она заподозрила Бога во лжи, и таким образом змей оказался правдивым, а Бог – лжецом; а стало быть, Бог со змеем поменялись местами. Но это было как раз то, чего змей и добивался: он хотел поменяться с Богом местами, и у него это получилось.

В: Внутри Евы…

А.И: Да. В сознании Евы.

В: А для Евы все эти процессы были бессознательными?

А.И: Если бы она их осознавала, результаты ее выборов были бы другими. Кроме того, я думаю, что символичность этого мифа вообще заключается в том, что Ева выступает здесь как образ коллективного бессознательного*, и змей также не является индивидуальностью.

В: Почему?

А.И: Потому что это процесс. Мы встречаем в мифе отражение неких объективных процессов сознания, для описания которых другим языком в те времена не было возможности, так как не существовало еще никакого понятийного аппарата.