И гомон усилился.
- Помочь? – тихо спросил Владыка Копий. И не дожидаясь ответа,
подхватил Верховного. Их провожали взглядами, растерянными и вновь
же испуганными, ибо во времена нестабильные люди готовы были
бояться любых перемен.
Пускай.
Там, за дверями огромного зала, его отпустили.
- Он не смирится, - Верховный озвучил снедавшие его сомнения. –
Кипактли. Он не желает делить власть. Ко всему у него нет сыновей
подходящего возраста. И внуков. Он постарается внести смуту.
- Если будет жив, - Владыка копий прикрыл глаза. Он молчал
несколько мгновений и добавил. – Нельзя допустить смуты.
- Нельзя.
Верховный тоже задумался. И решился. Он посмотрел на свои руки,
показалось, что сквозь повязку пробивается кровь. И в конце концов,
почему бы нет? Он уже убивал. Так чем они, великие Советники,
мудрейшие из мудрейших, лучше простых рабов? Ничем, если
подумать.
Кровь у них тоже красная.
Разве что на вершину пирамиды поднять не получится.
- Никто не удивится, если боги отвернутся от наглеца, - нарушил
молчание Верховный. - И нашлют на него болезнь.
Владыка копий поклонился.
- Я передам волю богов, - Верховный позволил рабам подхватить
себя и усадить на носилки. – Вечером. Достаточно будет капли.
- Я позабочусь, чтобы эта воля была исполнена.
Глава 4
Миха постепенно выздоравливал.
Муторно.
Медленно.
Дни. Ночи. Хрен поймешь. Окна закрыты ставнями. Духота. Жаровни
у кровати. В них сыплют травы, и в комнате, где и так воздуха почти
нет, начинает пахнуть горелым. Ну и травами. От этого запаха голова
раскалывается. И Миха вновь падает в забытье.
Возвращается.
Домой.
Самое странное было в том, что он прекрасно понимал, где
находится. И что видимое им – лишь воспоминания. Но до чего же
яркими они были! Он словно заново переживал. И ту треклятую
дачу.
До чего нелепая смерть-то.
И мама наверняка расстроилась. И отец тоже. И ничего-то Миха
сделать не может, оттого и чувствует себя виноватым. Это чувство
вины, поселившееся внутри грызет, но не мешает.
Универ.
Запах столовки и свежие булки, которые привозят в буфет к
одиннадцати. Тоска на паре по вышке, которую мозг напрочь
отказывается воспринимать. Солнечный свет в золотых кудряшках
Антоновой. Зануда страшная, даром, что старостой назначили, но
кудряшки на солнце золотились.
Вкус мороженого.
Мамин суп, который она наливала и ворчала, что он, Миха, совсем
потерялся с этим компом. А он пытался что-то ответить, но язык не
слушался. И вправду ночь просидел.