– Правда, это здорово? – тихо обратилась к нему Виктория.
– Что именно?
– Стоять здесь, в центре такого места, где всё окутано своей
многовековой историей! Посмотри на эти камни, – она подошла к стене и слегка
прикоснулась к шероховатой поверхности, – ещё несколько веков назад они
были возложены и до сих пор сохранились в своём первозданном виде. Порой я им
очень завидую.
Лёгкий смешок Холта вызвал в ней кривую усмешку.
– Ты завидуешь камням?
– И не только им, – с некоторой грустью в голосе серьёзно
отозвалась она. – Они бессмертны и за всё своё длинное существование
повидали много чего. Время и жизнь меняются, но они остаются незабвенными.
В этот момент, глядя на эту девушку, которая так бережно, почти что с лаской
прикасается ладонью к грубому булыжнику, в сердце Генри что-то дрогнуло.
Возможно, это было оттого, что ещё ни одна женщина, повстречавшаяся на его
пути, ни разу не говорила ему со всей обстоятельностью в голосе, что завидует
какой-то старой груде камней. А возможно, в этот момент он почувствовал и даже
с чёткой уверенностью осознал, что такая женщина, как Виктория, больше никогда
не повстречается в его никчёмной жизни. И если он отпустит эту хрупкую бабочку
от себя, то уже никогда не почувствует прежнего спокойствия.
Встряхнув головой, он с некоторым усилием заставил себя прислушаться к её чарующему
голосу.
– А ты знаешь, – мягко продолжала она, – что эту венецианскую
крепость ещё называют «островом слёз»?
– Что-то не очень романтичное название, – скривив губы, заметил
мужчина.
– Это связанно с тем, что это место до середины пятидесятых годов
прошлого века было последним в Европе приютом для больных лепрой.
– Безумно интересно, – сухо ответил он и, спрятав руки в карманы джинсов,
посмотрел вдаль на лазурную гладь спокойного моря. – Думаю, это место
смогло бы заинтересовать даже мою мать.
И хотя Виктория запретила Генри расспрашивать о себе, сама она всё же не
удержалась от вопроса:
– Твоей маме нравятся такие места?
– Ну, насколько я помню, она всегда интересовалась старинными
монастырями, в которых монахи лечили больных от какой-нибудь страшной эпидемии.
Это же так драматично, а для чувствительной итальянской натуры это место – вообще
клад.
Виктория с интересом посмотрела на него:
– Хочешь сказать, что твоя мама итальянка?