Картина сюрреалистическая, но в следующий миг я уже и думать о
ней забыл, потому что помимо избиваемого разгневанной Отохиме
Шутен-доджи и плавающего в небесах Оэчиноками в мое измерение были
захвачены и другие ками Узумаки.
— Отец… — прозвучавшее слово было произнесено с явно слышимым
трудом, звуки давались произнесшему их через заметное усилие. —
Папа…
Испуганно дернувшись, я обернулся на звук, боясь встретить в
этом мире Сару, но взгляд мой уперся в зеркально блестящие серебром
глаза, с уголков которых ртутью скатывались слезы.
— Хашихиме? — удивленно поглядел я на демона.
Она как будто изменилась. Все демоны, попав в мою иллюзию, едва
заметно преобразились, став более живыми под влиянием вложенных в
основу измерения законов, но Хашихиме изменилась сильнее прочих. Ее
лицо, бывшее бледной, внушающей отвращение маской, словно
разгладилось, приблизившись к человеческим чертам, одежда стала
более опрятной, да и черные волосы тоже. Но, главное, она говорила!
Только слова ее были совсем неожиданными для меня.
— Отец… Папа… — ртутные слезы катились по бледным щекам
бесконечным потоком, худые пальцы рук заметно дрожали.
Хашихиме неловко топталась на месте, словно не в силах
приблизиться ко мне, только бессвязно повторяя одни и те же слова.
Я человек спокойный и привыкший сам наводить на людей ужас, но эта
картина мнущегося в нерешительности демона, бесконечно льющего
слезы, смотрящего на меня и постоянно произносящего слово «отец» в
разных его формах, вызвала невольный холодок в груди.
— Хашихиме, ты…
Я не успел договорить, как ками Узумаки закрыла лицо руками.
Бессвязное бормотание оборвалось, сменившись стонами и плачем. Ее
слезы потекли по рукам ртутными ручейками. Похоже, так я немногого
добьюсь. Хорошо, попробуем иной подход. Тяжело опираясь на тории, я
поднялся на ноги. Это, конечно, бред, но все же что там Исшики
говорил...
— Хорошо, — сглотнув, я развел руки в стороны. — Если ты так
хочешь, то… Дай обнять тебя отцу, Хикава.
Всхлипы оборвались. Робко опустив руки, Хашихиме посмотрела на
меня серебряными глазами. В них было еще сложнее прочитать истинные
чувства, чем в бельмах Бьякугана, но, кажется, я угадал. Первый шаг
ей дался тяжело. Он был неуверенным и робким. Но, сделав его,
Хашихиме уже не могла остановиться, и вскоре я оказался в крепких
объятиях холодных рук. Я неловко обнял ками за подрагивающую от
плача талию. Ее поведение удивляло. Шокировало, я бы даже сказал.
Ртутные слезы тут же пропитывали мое кимоно, но это были уже совсем
иные слезы, вызванные не печалью, а радостью. Так же недавно рыдала
Касуми, встретившись со своим сыном, так лила слезы Отохиме,
встретившая меня.