Тональность песни изменилась, и, будто повинуясь сигналу, народ расступился. По образовавшемуся проходу в неторопливый забег пустились пары: каждый богато одетый и вооружённый ритуальным клинком воин волок мужчину, обнажённого до пояса и босого, несмотря на лютый холод. Пленников вели к помосту, накинув на шеи короткие верёвочные удавки. Те, покорные, словно опоенные дурман-травой, совсем не сопротивлялись, лишь таращили глаза, да старались вовремя перебирать ногами. Пары поднимались на помост. Воины, гулко топая праздничными сапогами, сменившими повседневные войлочные чуни. Пленники – оскальзываясь босыми пятками на занозистом дереве.
Пары выстроились в две линии, разделившись поровну. Тридцать жертв, склонив головы, ожидали своей участи.
Высокий и остроконечный шатёр, богато украшенный золотом и мехами, неожиданно раскрылся цветком, заставив толпу слиться в едином выдохе. На его месте осталась стоять девушка. На первый взгляд, совсем юная и совершенно обнажённая. По её спокойному лицу нельзя было понять, какие эмоции она испытывает, чувствуя на себе взгляды тысяч глаз и порывы ледяного ветра, жалящие тело. Кожа цвета слоновой кости даже издали казалась нежной. Чёрные как крылья ночи волосы спускались до самых пят и шлейфом ложились на пол. Небольшие грудки дерзко торчали тёмными ореолами сосков. Огромные, раскосые глаза блестели чернотой, отражая пламя.
С противоположной стороны двумя стройными ручейками, семеня в лад, на помост взбежали другие девушки. Все с непокрытыми головами и в богато украшенных вышивкой, трижды опоясанных халатах. Каждая несла расписанную пиалу, а у последней в руках была большая позолоченная чаша. Когда все сартожки разместились напротив пленников, девушка с чашей опустилась на колени по центру между ними и замерла, удерживая свою ношу на вытянутых руках над головой.
Снова гулко ударил бубен, и пение шамана стихло. Раздался гортанный выкрик-приказ, и острые желобки одновременно вонзились в сердца пленников. Затянулись туже удавки, не позволяя тем упасть. Алые ручейки потекли в подставленные девушками пиалы, и порывы ветра бросали мелкие брызги на обнажённую грудь жертв, на женские лица, на доски.
Уже совсем стемнело, и небо стало тёмно-синим, а кровь – чёрной, когда воины сбросили с помоста тела пленников. Девушки, чинно понесли наполненные до краёв, исходящие паром, пиалы к золотой чаше. Вылив в неё жуткое содержимое, огибали обнажённую фигуру, старательно глядя под ноги, и спускались по сходням вниз, чтобы затеряться в толпе.