Пожалуй, именно тогда меня дошло, что
химеры — это нечто совсем иное, чем обычные оборотни, и их попросту
нельзя сравнивать с кем-либо еще. Они не просто меняли облик — они
умели изменять любую часть своего тела. Мгновенно. Строго под те
задачи, которые казались им первостепенными. И точно так же
возвращали все на место, если задача была решена или же надобность
в том или ином действии отпала.
Самое же поразительное, что при этом
в действиях множества химер отчетливо ощущался некий алгоритм. Они
перемещались по подземельям вовсе не хаотично, как это могло бы
показаться на первый взгляд. Никто не бросался на рожон и не
действовал в одиночку. Наоборот, даже не глядя друг на друга, они
прикрывали соседям спины, словно видели и чувствовали один другого
на расстоянии. Или же были ведомы умным, проницательным, на
редкость грамотным вожаком, который успевал отслеживать обстановку
во всех местах одновременно и всеми силами стремился сберечь своих
подчиненных.
Подумав о вожаке, я вдруг ощутила,
как что-то легонько затянуло в груди, и прошептала:
— Мастер Миррт…
Отклика, разумеется, не ждала,
поэтому чуть не растерялась, когда он все-таки пришел — на
удивление четкий, настойчиво звучащий в ушах зов, к которому почти
сразу присоединилось такое же четкое ощущение направления.
— Туда! — охнула я и, не дожидаясь
Норра, метнулась к выходу из пещеры.
Вихрем промчавшись сквозь запруженный
нежитью и химерами коридор, выскочила сперва в одну подземную
комнату. Затем в другую, третью. Ведомая стремительно усиливающимся
чувством, безошибочно отыскала еще один узкий коридор. Попетляв в
просторном лабиринте тоннелей, так же уверенно выбрала нужное
ответвление. И именно там… посреди еще одной яростной схватки…
наконец-то увидела его.
Мрон сидел у стены, бессильно уронив
руки и склонив голову на грудь. Живой. Чудом уместившийся на
единственном свободном пятачке, который отчаянно защищали сразу
несколько крупных химер, не давая прорваться к тяжело дышащему
вожаку каким-то непонятным тварям.
Он был белым как мел. С виду вроде
казался целым, однако его аура выглядела истерзанной и слабой,
словно ее только что рвал на части бешеный зверь. Из его ушей, глаз
и ноздрей непрерывно сочились тоненькие струйки крови. А на его
груди, как раз напротив сердца, мгновенно истаивало крохотное
золотистое облачко, от которого в мою сторону ненадолго протянулась
и тут же угасла такая же крохотная, едва заметная, но все же
отчетливая золотая нить.