Нет, он свои титанические деньги получает не напрасно.
Спекулировать умеет эффективно и как надо — «и по закону, и по
справедливости». По юридическим документам и по
жизненной необходимости. И государство не обижено и
всякие разные паханы и паханчики. Начальство оценивает и оберегает,
хотя и посмеивается от его анахронизмов.
Только не этого он хотел! Так ведь и жизнь пройдет в суматохе и
беспокойстве. Что останется? Детей не вырастил, карьеру сделал
такую, что самому стыдно. Деньги, правда, накопил, но что из того!
Гробы с карманами не делают, чтобы накопить на загробную жизнь.
С такими черными мыслями, что только остается? Либо водку пить,
либо к Господу с покаянной молитвой обращаться. Больше нечего.
Семьи не было, не с котом же долгими вечерами общаться!
Водку он за дурные взбалмошные годы долгой жизни так и не
научился. Спиртное, наркотики, огнестрел — это все не для него.
Единственно, что он уважал, это табак, но как-то и к нему не
привык. Видимо, не судьба.
Осталась молитва. С ней и обращался он в двухкомнатной квартире
в центре Санкт-Петербурга, в которой жил вдвоем с котом Васькой.
Квартира была обставлена дорогой, первой половины ХХ века мебелью.
А толку?
Сначала обращение к милосердному Господу, всемилостивому и
торжествующему, потом к нему же, но уже с претензиями. Зачем дал
ему свой драгоценный дар — человеческую жизнь, но так дурно ей
распорядился, засунув его в совсем не в его эпоху. Страшно и
мучительно ему здесь. Лучше бы родил его в спокойный
XIX век, когда все было так медлительно и неспешно и
даже люди передвигались пешком или ездили, не торопясь, на лошадях,
а не на быстрых автомобилях или не летали на самолетах?
Господи, образумь и пожалей своего раба грешного, вытащи из
грязи непотребстваXXIвека!
После этой молитвы и как-то спалось спокойно, без нервов за
тревожный день. Уже и сам не понимал, что он совершал, беспокоя
Бога. По привычке, день за днем, месяц за месяцем. Это не страшно и
непотребно. Бога ведь нет — это непреложно было вбито в него в
советское, но спокойное детство. Так что ж теряться?
И вдруг после более, чем полугода молитв и тревог Господа, в
самую глухую осеннюю ночь ему приснился большой яркий сон. И как
будто и не сновидение совсем, а явная реальность.
Будто ходил он то ли в огромной дремучей пещере, то ли в
каменном нескончаемом дворце. Именно в каменном, как бы каком
древнем, а не современном кирпичном или блочном, проложенном
пластиком или металлом.