Хотя при некурящем НиколаеIэто
весьма не приветствовалось. Император очень не любил курящих и, как
правило, не подпускал их в свою свиту.Ну а свитские,
соответственно, своих подчиненных и аппарат, хотя бы столичный,
совсем не курил.
В первой приемной, как всегда, сидел рыжий Акакий
Степанович Крыжов, грубый и неаккуратный.
- Что пришел, сопля! - рявкнул он сердито, - не видишь
разве, рано еще!
Вот ведь рыжий, - недовольно подумал Макурин, - узнал ведь
меня, а все одно ерепенится, попробует поддеть. Вот он его
сейчас!
- Коллежский регистратор Крыжов, Акакий Степанович! Почему
шумим, скотина такая дуборосая? Поросят воспитываешь?
Чиновник на такой тон не обиделся, даже
обрадовался.
- Так что сделаешь, Андрей Георгиевич, - уже приветливо,
по свойски, пожаловался он, - не поругаешься, так ведь и не
подчинятся. Сословия они, может быть, и благородного, но по
молодости лет, хамы и ведут себя грубо и шумно.
Макурин вспомнил о стычке у входа и согласился с Крыжовым.
Тот хоть и рыжая бестолочь, а в данном случае прав. Пусть ты сто
раз будь благороден, а если не воспитаешься, так хамом и вырастешь
и по морде станешь получать.
Но в слух поддерживать чиновника не стал. Не того тот
чина, чтобы свое мнение иметь да еще окружающим
навязывать.
- Его высокопревосходительство не изволили прийти? -
демонстративно подобострастно поинтересовался он. При чем так
подобострастно, что чувствовалось — он тоже им может когда-нибудь
быть.
Чиновник, вопреки мнению Макурина, был отнюдь не дурак. Он
быстро мазнул на него взглядом, как бы мысленно взвесив, может или
нет. Согласился, что может и соответственным тоном
сказал:
- Их высокопревосходительство еще не соизволили прийти, но
остальные-с члены Комиссии уже здесь. Изволят бумаги проверять,
выверять мнения о недорослях. А вы пока подождите здесь, на стуле
подождите. А придет срок, так и придете в другую приемную. Благо,
Роман Михайлович сказал-с, вы в середине очереди пойдете? -
осторожно намекнул он на несвоевременность прихода
посетителя.
- Да, - свободно согласился Андрей Георгиевич, - в
середине. Сам попросился на днях у Романа Михайловича.
- Вот хорошо, - обрадовался Крыжов, - так что
посидите.
Внезапно он насторожился, вытянулся у своего стола. И,
видимо, вовремя, поскольку от двери послышался громкий уверенный
голос: