Мила краснеет. Нет, серьёзно, она смущается? Щёки
ощутимо покрываются румянцем.
Сжимаю челюсть. Я реагировал на эту девчонку, когда
она была совсем мелкая — но это объяснимо, учитывая обстановку, в которой мы
росли. Но почему сейчас у меня внутри ковыряет и дербанит всё от одного её
присутствия?
— Твой салат я уже съел, — хмуро сообщаю, всё равно
сестрёнка, кажется, больше ни слова из себя не выжмет.
Небось думает, сколько я успел увидеть. Никак не
перестаёт мяться. Может, она ещё и девственница до сих пор?..
Подавляю явно лишнее желание прижать её к ближайшей
стенке, смутить ещё больше, раздразнить так, чтобы выяснить наверняка.
Наплевать. Милы здесь вообще не должно быть, вот и
всё.
— У тебя сегодня выходной? — многозначительно и с
нажимом интересуюсь.
— В смысле? — озадаченно переспрашивает она, даже
забыв о свих танцах перед зеркалом.
— В смысле, тебе уже восемнадцать, насколько я
понимаю, — холодно обозначаю. — Самое время начать обеспечивать себя
самостоятельно, а в перспективе и съехать из этого дома. Ты ведь уже начала
работать?
Мила вздёргивает подбородок и неожиданно смотрит мне
в глаза странным вдумчивым взглядом.
— Нет.
И всё? Никаких объяснений? Просто долбанное «нет»?
Она смотрит чуть ли не с вызовом, будто в своём
праве, а я цепляюсь на ровном месте.
— Ну так иди ищи работу, — с трудом подавив
раздражение, всё тем же отчуждённо суровым тоном велю я.
Херня в том, что мы с ней оба прекрасно понимаем, за
какой сценарий будет мой отец. Он что в детстве с неё пылинки сдувал, а меня
воспитывал в строгости, чтобы «мужиком рос», что сейчас, видимо, так же. Иначе
эта пигалица не смотрела бы с такой уверенностью.
Даже не жду от неё ответа. Разворачиваюсь и ухожу. С
отцом попробую поговорить, насколько это адекватно половозрелым мужчине и
девушке жить под одной крышей, не имея родства. Может, он теперь и на дочь
своей погибшей жёнушки позарился?
— А ты насколько приехал? — неожиданно слышу вслед.
Если сестрёнка и пыталась скрыть настороженность в
голосе, то офигеть как неумело. Отчётливо слышу, что мне тут не рады.
— Насколько понадобится, — не оборачиваясь, бросаю.
Да, свалить хочется уже сейчас, но это с одной
стороны. С другой… Пусть Мила не расслабляется.
*********
Возвращаюсь поздним вечером. Уже темно на улице. Ещё
только разуваясь в коридоре уже улавливаю — отец дома. Видно по обуви и
небрежно брошенной джинсовой куртке. Лето во дворе, жара даже. Нафига было
вообще брать верхнюю одежду?